«Мне вспоминается начало 50-х, когда я работала в Италии с режиссерами-коммунистами — Висконти, Пепе де Сантисом, Уго Пирро, Тонино Гуэрра, Карло Лидзани… Мы участвовали в антифашистских демонстрациях, и иногда дело доходило до драк на улицах. Этот пройденный вместе с ними путь сблизил меня тогда с Итальянской коммунистической партией…».
С Робером Оссейном Влади познакомилась, когда ей было всего 11 лет. Напомним, что Оссейн имел русские корни, вернее, корни из России. Дело в том, что его отец — Аминулла Гусейнов — имел азербайджано-таджикские корни, а мама — Анна Миневская — еврейские. Так выйдет, что в последующем почти все мужья Влади обязательно будут иметь еврейские корни: и Бруйе, и Высоцкий, и Шварценберг. Впрочем, и у Высоцкого будет похожая история — он тоже будет выбирать себе в жены евреек. Даже последняя его возлюбленная, на которой он собирался жениться перед самой смертью — Оксана Афанасьева, имела еврейские корни. Но об этом мы расскажем чуть позже, а пока вернемся к Оссейну. По его же словам:
«Встретились мы с Мариной благодаря моей знакомой актрисе Одиль Версуа. В те годы я активно снимался, жил в небольшом отеле на рю Сен-Лэр. Одиль как-то попросила меня сходить с ней за компанию в гости в один большой дружный дом в «Мезон-Лаффитс», где проживало милое русское семейство Поляковых. Одиль уверяла — будет весело. Поляковы чудные люди… Ну, я и пошел.
Едва переступил порог, сразу же обратил внимание па четырех прелестных дочек хозяйки, особенно на Марину, которой в ту пору было всего 11 лет. Но при этом талантливая девочка уже успела дебютировать в кино — успешно снялась в картине «Летняя гроза». Она была похожа на ангела! Золотые вакиты, лучистые глаза, бледная кожа! Такая хрупкая, эмоциональная, нежная! Но какие могут быть взаимоотношения между взрослым мужчиной и ребенком? Наши пути разошлись на несколько лет…
И вот однажды, случайно повстречав на улице Одиль, пригласил ее в театр «Ренессанс» на свой спектакль «Веревка», в котором играл главную роль. Она попросила разрешения прийти с подругами — сестрами Поляковыми: «Оставь билеты и на их имена — Олю, Лену и Марину»».
После представления прелестные создания шумной, душистой стайкой прилетели ко мне в гримерку. Они смеялись, отпускали мне комплименты, а я опять, как много лет назад, все никак не мог отвести глаз от Марины. Она подросла и расцвела, став настоящей красавицей.
Когда девушки ушли, моя коллега, снимавшая грим за соседним зеркалом, как бы невзначай бросила:
— А знаешь, ты ведь женишься на Марине.
— Ты что? — вскрикнул я. — Ей всего 16!
— Увидишь…
После бессонной ночи, тревожно задремав на рассвете, я проснулся совершенно влюбленным. Стал бегать по Парижу, скупать журналы с фотографиями Марины (о ее юном таланте тогда активно писали). Принялся навязываться в гости, и мы с ней часами бродили но городу, по паркам… Нам удалось даже вместе сняться в моем фильме «Мерзавцы попадают в ад» (1954). Помню, съемки проходили в курортном местечке, и в свободное время мы гуляли с Мариной по пляжу Эспигетт. Босиком. Я был совершенно очарован, одурманен ею. А она вела себя сдержанно. И как-то раз заявила: «Перестань стараться понравиться мне, Робер, ты совсем не в моем вкусе. Впрочем, у меня есть к тебе предложение. Чтобы заполучить меня в жены, тебе надо будет чайной ложечкой вычерпать океан. Вот тогда я скажу тебе «да»».
Я не растерялся: «Потребуется очень много времени, но я это сделаю!»…
После того объяснения наш роман стал развиваться стремительно. Я чуть ли не жил в сказочном доме Поляковых, литрами поглощая ароматный чай из их уютного, вечно дымящегося самовара, растроганно слушал задушевные песни сестер и матери. Мы все играли в прятки, бегая наперегонки по заросшему парку… Казалось, в этом теплом оазисе я вдруг неожиданно обрел новую семью…
Вскоре Марина впервые надолго уехала сниматься в Швецию, в фильме «Колдунья» (в 1955 году, фильм снимал режиссер Андре Мишель по мотивам рассказа А. Куприна «Олеся». — Ф. Р.). Я за это время ни разу не позвонил и не написал ей ни строчки. Общие друзья передавали, что она переживает, грустит, и это заметно сказывается на ее актерской работе. Режиссер якобы кричал: «Дозвонитесь до ее мужа, потребуйте, чтобы навестил ее! Она же сохнет на глазах». Но меня что-то прочно удерживало на расстоянии, и я не предпринимал никаких шагов. Мне по сей день трудно подыскать слова, чтобы объяснить своё тогдашнее поведение… Возможно, где то глубоко в сердце я чувствовал, что наша любовь продлится недолго, и Марина — совсем не та женщина, о которой я мечтал. Эта «колхозная» жизнь — невозможность никуда спрятаться от пристальных глаз, самовар и песни хором — серьезно расшатывала и мою нервную систему. Мы с женой были вместе и одновременно врозь… Впрочем, я никогда не был уверен, что она испытывала ко мне такую же сильную любовь, как я к ней…