На восток королевское величество и не оглядывается. Север ему нужен. Все счеты с родней своей шведской свести не может. Злобный. Нетерпеливый. Никого не уважит. Никому слова почтительного не отыщет. Да и как такому простить, что после пожара в Кракове, на Вавеле, польскую столицу поближе к своим шведам — в Варшаву перенес? О том и речь за столом вели.
Гонец — из шляхты. От князя Хворостинина. За стол усадили, угостили как положено. Отдохнуть дали. Потом уж сказать о новостях.
— Великий княже, сумятица в Кремле. Великая сумятица. Спасибо еще траур не прошел, а кончится — быть смуте великой.
— О царице не говорят больше?
— Какая там царица! Боярская дума народу что ни день поясняет: целовали они крест государыне — не чернице. Где это видано, чтоб чернице дела мирские вершить.
— Верят?
— По-разному, княже. Тебе ли людишек не знать: на словах одно, а про себя другое. У нас, знаешь как, все прикидывают: где выгода, где расчет. Бабы — другое дело. Им бы повыть, поголосить: за кого, за что, сами не разумеют. Ими попы командуют. Умеют, ничего не скажешь!
— А о ком говорят?
— Да вроде трое определилися. О них вернее всего Боярская дума толковать станет. Тут уж первыми братья Романовы — Федор да Александр Никитичи.
— Погоди, шляхтич, до нас слухи доходили, будто старшего из Романовых уже избрали, а боярина Годунова убили. Врали, что ли?
— Как тут скажешь. Не столько врали, сколько надеялись: а вдруг чудо такое случится.
— Не случилось?
— Нет, где там! Не расторопны они, Романовы-то. Отец ихний — вот тот ловок был. Ума — палата. В шведском походе 1551 года участвовал. Сколько лет в литовских походах на воеводском месте провел — охулки на руку не положил. Дворецким и боярином стал — в народе так и говорили: за дело. Не по одному родству с покойной супругой царя Ивана Васильевича, Анастасией Романовной. Умер рано — вот беда. Царя Ивана Васильевича всего-то на один годик пережил. Коли молодых Романовых нынче называют, то за его заслуги, за отцовскую добрую славу.
— А сами братья? Знаешь ли их, достойный шляхтич?
— Как не знать. Таких на торгу не потеряешь! Из себя видные, шумливые, что одеться, что покрасоваться любят. Александр-то Никитич в год смерти родителя во дворце находился при приеме литовского посла. На следующий год его Годунов царским именем в Каширу наместником спровадил — абы от дворца царского подалее. В поход против хана Казы-Гирея ходил. Ну, а Федор Никитич — другое дело. Первый на Москве щеголь. Красавец писаный. От книг сызмальства не бегал. Слух ходил, что по латыни говорить горазд. Аглицкому языку также обучился. Двор их отцовский, романовский, близ Красной площади, бок о бок с Аглицким гостиным двором стоит. Так будто бы он по-соседски все иноземцев к себе зазывает да от них науки всяческие перенимает. Обхождению что московскому, что иноземному обучен. Повеселиться мастак. Пиры задает — долго потом Москва шумит. Женился недавно. Уж такому бы жениху ни один родитель не отказал, какое хочешь приданое назначил. А он красавицу сыскал полунищую. Все приданое — косы да глаза. Из дворяночек костромских. Никто попервоначалу верить не хотел. Пришлось.
— А со службой-то у него как, достойный шляхтич? Разумен ли?
— Годунов его не то что привечал, боялся. Куда как боялся. Через год после смерти его родителя в бояре возвел, наместником Нижегородским назначил. В 1590 году дворовым воеводой ходил Федор Никитич в шведский поход. После него стал наместником Псковским.
— Псковским? Так не он ли с посланником императора Рудольфа тайные переговоры вел? Слухачи доносили: искал жениха для новорожденной племянницы, дочери государыни Ирины? С послом Варкочем?
— Он и есть. Ненавидеть Годунова, может, и ненавидел, а виду до времени не подавал. Сейчас — другое дело. Эх, кабы ему-то престол достался!
— Боярская дума за него?
— Великий господине! Да за кого Боярская дума стеной встанет? «Нет» — то они хором скажут, не запнутся. А вот «да» сквозь глотку у них никогда не пройдет: только о себе будут думать. Согласия тут у них от веку не бывало и не будет.
— Хорошо сказал, достойный шляхтич! Очень хорошо! Где бы высокая шляхта ни собралась, нигде толку не будет — дело известное. Значит, и другие имена называют? Чьи же? Не бояр ли Шуйских? Знатностью-то мало кто с ними потягаться может, не правда ли?
— Правда, правда, великий княже, только… Только о Шуйских нынче и речи нет.