На Висле лето. В жарком мареве плавится дальний берег. Поля. Перелески. Ветер ласковый. Легкий. Тополиный пух как облака. Взвиваются. Падают. Прозрачным клубком свиваются у подножия скарпы — скалы, где растет королевский замок. Был охотничий дом — теперь замок. Зигмунт знает: не быть ему похожим на шведские бастионы. Все кругом другое. Улыбчивое. Пестрое. Зато внутри — внутри он сумеет своего добиться! Он — шведский король, только уступивший страну дяде.
— Ваше королевское величество…
— Я приказал меня не беспокоить!
— Ваше королевское величество, но эти новости связаны с татарским нашествием, и я счел своим долгом немедленно…
— С каким нашествием? Где? Кто доносит?
— Я понимаю всю неуместность своей настойчивости, но новости пришли окружным путем — через Москву.
— Ты, как всегда, хитришь, советник? При чем здесь Москва?
— Это займет совсем немного времени, ваше королевское величество, но вашим верноподданным будет спокойнее, если их монарх скажет свое милостивое слово.
— Говори. Коротко. Я ненавижу ортодоксов. Они меня раздражают.
— Вы помните, мой король, что переезд Бориса Годунова в царские апартаменты возмутил боярскую оппозицию.
— Ничего удивительного: безродный шляхтич!
— Боярская дума решила действовать. Канцлер Василий Щелкалов перестал ее удовлетворять. На первое место вышел старый Богдан Бельский, былой фаворит самого Ивана Грозного. Как известно, ему нет равного в придворных интригах. И хотя время было явно потеряно, Бельский взялся за дело и предложил кандидатуру Симеона Бекбулатовича, того самого крещеного татарина, которого царь Грозный некогда венчал на царство.
— Абсурдная фантазия!
— Теперь Симеон Бекбулатович доживает свой век в каком-то захолустье, но данный ему при венчании чин остается за ним, и Бельский предложил им воспользоваться.
— И русские бояре на это согласились? Там же есть Романовы?
— Бельский убедил их, что стоит уступить место Симеону, так как у них самих недостаточно сторонников в Думе. А Федор Мстиславский и вовсе поддержал Симеона, потому что они женаты на родных сестрах. Бояре вполне могли прийти к согласию, но им не хватило времени. Именно в день въезда Бориса Годунова во дворец было объявлено, что крымская орда пошла походом на московское государство и что войска ее на редкость многочисленны.
— Но это же невероятно. Крымчаки собирались в поход на Венгрию. Об этом доносили все лазутчики. И никто не разоблачил Годунова?
— Это было бы слишком рискованно. Шпионские сведения всегда могут оказаться неточными. Бояре побоялись показаться в глазах народа и собственных врагов изменниками. Они не могли не пойти в поход, который объявил Борис Годунов. Годунов немедленно отдал приказ собираться под Москвой всему дворянскому ополчению, а сам выехал на Оку, под город Серпухов, где стояли регулярные полки.
— Что же, он должен был выглядеть героем.
— И стал к тому же всеобщим любимцем, потому что, как доносит наш посол, по приезде в ставку, удостоил воинство неслыханной до тех пор в Московском государстве чести: осведомился о здоровье не только всей шляхты, но и стрельцов, и казаков, и всех прочил ратников. С тех пор они стали его называть «нашим царем».
— Мне глубоко противны подобные мещанские хитрости, достойные торговцев в Сукенницах, но не людей, занимающих престол.
— Но, ваше королевское величество, Борис Годунов этим не ограничился. Он вызвал на Оку целую армию строителей и архитекторов и за два месяца, что там находился, соорудил целый город из белоснежных шатров с замысловатыми башнями и воротами. Приехавшие туда крымские послы, которые собирались толковать о заключении мира, были потрясены невиданной красотой сооружений. А английская королева Елизавета именно туда прислала своего посла с поздравлениями об избрании. Крымчаки тоже признали Годунова царем. Все дело завершил грандиозный пир на всю армию. Годунов роздал щедрое жалованье всем участникам так называемого похода. Он отпустил всех по домам, а столичных шляхтичей отправил в Москву.
— И это все? Вы хотите сказать, что, подписав мир с Москвой, крымчаки теперь станут особенно опасными для нас?
— Это очевидно, ваше королевское величество. Как верно и то, что Годунов приобрел поддержку всей шляхты. Он окончательно закрепостил — к великому их ликованию — крестьян. Мало того — освободил барскую запашку от государевых податей.