В том же году царь и великий князь Борис Федорович замыслил великое — неизреченную, душевную глубину богатую: Господень гроб злат, весь кован, и ангелы великие литые по писанному: «Единого у главы, а единого у ног», и евангелие златое, и сосуды златые, и крест злат, и всю службу церковную… с камением драгоценным и с жемчугом, которым цены нет.
— Ваше королевское высочество!
— Опять ты, отец Алоизий, с этим нелепым титулом!
— Что значит нелепым, принц, он принадлежит вам порождению.
— Что значит рождение без состояния! Сам знаешь, вся Европа зовет меня принцем-бродягой.
— Это не ваша вина, мой принц. Все дело в обстоятельствах, которые готовы с минуты на минуту перемениться.
— И ты в это веришь!
— Я верю прежде всего действительности и уповаю на Божье произволение. Верю, оно будет к вам многомилостивым.
— С чего бы? Ты знаешь нищету, в которой мне пришлось расти.
— Нищету относительно богатств королевского замка.
— Положим. Но ведь мне не раз приходилось ложиться спать на голодный желудок. Невыученный текст или непрочитанная до конца страница были достаточным основанием для отцов твоего Ордена оставлять меня без куска хлеба на ужин.
— Ваше высочество, педагогика имеет свои методы, и таков метод, принятый в нашем Ордене. Каждый из нас испытал его на себе.
— Знаю, знаю: путь к выносливости, стойкости и еще там чему-то. Но дитя есть дитя. И я слишком хорошо помню каждый несъеденный кусок.
— Вам не прибавит сил подобная мелочность.
— По всей вероятности, ты прав.
— И еще я хочу вам напомнить, мой принц, столь строгие правила воспитания дали вам в результате поистине блистательное образование. Вы заслужили имя «Второго Парацельса» по своим опытам в химии. Вы одинаково легко изъясняетесь на польском, немецком, итальянском, латинском языках. И братья иезуиты сообщили вам великолепное знание столь нелегкого для иноземцев русского языка. Московиты свидетельствуют, что у вас даже правильное произношение, так что вы сможете без труда общаться с вашим будущим тестем и с супругой.
— Поистине, приобрести столько знаний для того, чтобы забиться в медвежий угол этой Московии. Если бы ты знал, как мне надоели польские и литовские земли, а эти еще более глухие для образованности. Мой Бог, мне дурно становится от одной мысли связать себя с этой московиткой, к тому же наверняка фанатичкой ортодоксальной церкви, в которой я решительно ничего не смыслю.
— Мой принц, все уверяют, что царевна Ксения удивительно хороша собой, как, впрочем, и ее отец. Она начитана. Играет на арфе. И умеет поддерживать беседу в любом обществе. Царь Борис, еще будучи придворным, очень много стараний и средств положил на ее воспитание.
— А сам, как мне сказали, не научился ни читать, ни писать!
— Одно другому не мешает. И главное, царевна Ксения хочет вырваться из отцовского дворца. Она мечтает о замужестве с каким-либо западным претендентом.
— Понимаю, одни добродетели. И именно поэтому мы остановимся на ночлег в ближайшей корчме. По-моему, она маячит перед нами. Мы закажем за счет царя Бориса роскошный, по местным представлениям, ужин и пригласим местных одалисок.
— Ваше величество, это может дойти до царя Бориса.
— И что из того? Ему нужны мои супружеские добродетели или права на шведскую корону?
— Но он любящий отец и Может…
— Что может? Отказаться от меня? А ты не думаешь, что такой оборот дела станет моим чистым выигрышем? Может быть, судьба таким образом убережет меня от глупого решения.
— Ваше высочество, мы уже говорили с вами на эту тему, и не раз. Никогда не поверю, что вам трудно соблюсти всего лишь внешнюю благопристойность до момента венчания, а там вы станете хозяином всех своих поступков. Если только не влюбитесь в свою молодую супругу и не предпочтете былому образу жизни семейные добродетели.
— Ты знаешь, как я дорожу своей свободой.
— И нищенским существованием, недостойным вашего рождения и тем более образа мыслей.
— И главное — я смогу довести до исступления моего драгоценнейшего кузена Зигмунта, который пытается своим тощим задом занять все возможные и невозможные престолы. Кажется, он не замахивался только на московский.
— Замахивался или нет, но у него ничего не вышло.
— Пан Гжегож! Я узнала, что через полчаса дядя дает тебе прощальную аудиенцию здесь, в библиотеке. Ты едешь в Москву — это правда? Так далеко, в такой неспокойный край!