Я почувствовал, что должен немедленно идти. Куда? Я не знал этого, но непреодолимое движение уже захлестнуло. Оставаясь и там, чувствуя и слыша, как плачет Габриэль, я отмечал, как здесь, быстро иду к реке, вниз по улице. Внезапно, мне показалось, что заложило уши, возникла тишина. Я стоял на серых камнях прямо у воды. Но реки тоже не было слышно. В усилии ожидания что-то возникло, что-то, что нельзя пропустить, и я посмотрел наверх, в бесконечность прозрачного неба, до линии облаков.
Самолёт тронулся, сразу же бросив себя в воздух, и устремился почти перпендикулярно земле вверх. Он поднимался всё выше, прорвал облака и, наконец, оказался в небе под солнцем, ярким до невозможности смотреть. И в голубизне этой, над белым полем облаков, похожих на море одуванчиков, самолёт вздохнул облегчённо и, сбросив напряжение подъёма, развернулся и плавно полетел на восток. Пилот не мог ещё позволить себе расслабиться, ожидая разрешения с земли на смену курса, кабина была вся залита солнцем, казалось, самолёт летел прямо на него. Микрофон ожил голосом, пилот ответил положенным набором фраз и направил самолёт по большой дуге, немного клоня его и подставляя бок солнцу. Стюардесса, заглянув в кабину, предложила кофе. Пилот улыбнулся ей и принял чашку, сдвинув один наушник. Самолёт сейчас не нуждался в управлении и ровно летел на запад.
Не оставляя следа, серебрящейся линией, как будто стрелу выпустили из лука, самолёт вонзился в облака и исчез. Я очнулся. Надо было подумать, я помнил, что это знак, но сколько времени я провёл здесь ? Я не знал этого. Испугавшись, что Настя возможно уже вернулась и волнуется, я повернулся, чтобы идти к дому и сразу же увидел, что больше не один у реки. Неподалёку расположился с удочкой бородатый старик, который, казалось, спал. Однако, когда я проходил мимо, он неожиданно сказал:
- Nach Lissabon (В Лиссабон).
- Entschuldigung? (Простите?)
- Ich meine das Flugzeug. Das willst du doch wissen? Oder nicht? (Я про самолёт. Ты же это хотел знать? Или нет?)
- Ja, danke... Aber...( Да, спасибо.... Но....)
- Geh jetzt. Ich habe was zu tun (Теперь иди. Мне есть, чем заняться), - он первый раз поднял голову и посмотрел в лицо. Его глаза были прозрачно-серые и смеялись. Я не помни, как дошёл, но осознал себя, когда стоял на крыльце, у двери своего дома. Я перешагнул порог и сразу же зазвонил телефон, как будто ждал моего появления.
Звонила Настя.
- Слушай, не разбудила? Я тут задержусь. Ты что делать собираешься?
- Ещё не решил...
- Знаешь, ты, может, отдохни сегодня, а подвал мы завтра вместе разберём? Всё равно ты не знаешь, что нельзя выбрасывать, а то будет, как в прошлый раз...
- Хорошо. Не очень то и хотелось. Ты когда вернёшься?
- Часа через три. Ты не скучай.
- Я никогда не скучаю.
- Везёт! Ну, пока.
Я положил трубку и некоторое время смотрел на неё, прислушиваясь к тишине пустого дома. Потом, не зная зачем, собственно, поставил на огонь чайник, сразу же передумал, и, выключив плиту, пришёл в кабинет, где уселся в кресло. Мыслей не было, я был в каком-то странном состоянии тревожной разбросанности. Телефон зазвонил опять.
- Стас?
- Да.
- Здравствуй, это Николай беспокоит. Мне Игорь твой номер дал. У меня просьба.
- Какая? - внутренне я напрягся. Вчерашняя истерика Игоря, а теперь этот звонок явно имели какую-то связь. Николай долго, не давая перебить и объясняя ненужные детали, начал просить сделать для их фирмы перевод. Поймав паузу, я отказался под каким-то предлогом.
- Жаль. Слушай, а ты Игоря давно видел?
- А что?
- Да нет, ничего, просто. Думал, может, организуем мальчишник, посидим. А что ты завтра делаешь?
- Я занят.
- Ну ладно, в другой раз. До свидания.
Это был странный звонок и я никак не мог отделаться от чувства невольного участия в событиях, значения которых мне не хотелось понимать. В то же время что-то назревало вокруг, в воздухе, или только в моей голове. Я не знал, но, боясь нового приступа обычной для меня меланхолии, решил занять себя какой-нибудь работой по дому. Оставив подвал на завтра, как хотела Настя, я отправился на чердак, которым мы не пользовались. Он был просторным и пустым, только в углу прежние жильцы оставили несколько стопок старых книг, не потрудясь их выбросить. Давно собираясь просмотреть книги, возможно оставив часть себе, я намеревался заодно вымести пыль и паутину, чтобы сделать чердак пригодным для Пети и его живущих по соседству друзей. Мальчишки могли бы тут замечательно играть, о чём они сами, впрочем, давно просили. Расположившись на полу, я взял верхнюю книгу из стопки и прочитал название. Это были легенды о Нибелунгах, напечатанные готическим шрифтом, довоенное издание. Отложив Нибелунгов для себя, я взял следующую книгу. Она открылась примерно на середине, где кто-то синим карандашом подчеркну срочки, видимо важные для него. "Ihre kleinen H;nde waren beinahe vor K;lte erstarrt" (Её маленькие руки почти окоченели от холода). Я заложил страницу пальцем и посмотрел на обложку. Это были сказки Андерсена, переведённые на немецкий, а читал я "Девочку со спичками". Я пролистал книгу, но подчёркнуто было только несколько строк, и я вернулся к ним. "Es war eine warme, helle Flamme, wie ein Lichtchen, als sie die H;nde dar;ber hielt; es war ein wunderbares Lichtchen!" (Это было тёплое, светлое пламя, один огонёк, который она держала в руках, один чудесный огонёк ).