— Я не могу его устранить, — сказала маркиза.
— Равно как для лорда Фредерика и его братьев.
— Не следовало бы вам говорить мне этого, мистер Гринвуд.
— Но приходится смотреть в глаза действительности. Я тревожусь из-за вас, больше чем из-за себя. Вы должны это признать. Полагаю, что относительно первого брака нет никаких сомнений?
— Решительно никаких, — сказала маркиза в ужасе.
— Хотя в то время его находили очень странным. Мне кажется, это надо бы исследовать. Надо бы пустить в ход все пружины.
— В этом смысле нет никакой надежды мистер Гринвуд.
— Надо исследовать. Подумайте только, что будет, если он женится и будет иметь сына прежде чем что-нибудь будет решено. — На это лэди Кинсбёри ничего не ответила; после небольшой паузы мистер Гринвуд снова обратился к собственным горестям.
— Мне необходимо, — сказал он, — еще раз увидать маркиза, до приезда лорда Гэмпстеда. Он не может не признавать, что я имею полное право тревожиться. Не думаю, чтоб какое бы то ни было обещание могло быть священно в глазах его сына, но должен сделать все возможное.
На это милэди не пожелала ответить и они расстались, не особенно довольные друг другом.
Это было в понедельник. Во вторник мистер Гринвуд, получив на то разрешение, тихонько прокрался в комнату больного.
— Надеюсь, что вы лучше себя чувствуете сегодня утром, милорд. — Больной повернулся в кровати и только слабо проворчал что-то в ответ. — Я слышал, что лорд Гэмпстед приезжает завтра, милорд.
— Почему ж ему не приехать? — В звуке голоса мистера Гринвуда, вероятно, было что-нибудь, что неприятно поразило ухо больного, иначе он не ответил бы так сердито.
— О, нет, милорд. Я не хотел сказать, что есть какая-нибудь причина, по который лорду Гэмпстеду не следовало бы приезжать. Может быть, было бы лучше, если б приехал он раньше.
— Нисколько не было бы лучше.
— Я только хотел заметить, милорд…
— Вы еще что-нибудь хотели сказать, мистер Гринвуд?
Сиделка все это время оставалась в комнате, и капеллан находил это очень неловким.
— Нельзя ли бы нам остаться наедине несколько минут? — спросил он.
— Не думаю, — сказал больной.
— Есть несколько вопросов, которые для меня чрезвычайно важны, лорд Кинсбёри.
— Я недостаточно хорошо себя чувствую, чтоб толковать о делах, и не желаю этого. Мистер Робертс будет здесь завтра, можете повидаться с ним.
Мистер Робертс был поверенный, человек, которого мистер Гринвуд особенно недолюбливал. Мистер Гринвуд, как священник, конечно, считался джентльменом и ставил мистера Робертса неизмеримо ниже себя. Ему было очень обидно слышать, что он должен возобновить ходатайство о месте через мистера Робертса. Он имел привычку ежедневно прогуливаться с часок, перед солнечным закатом, двигаясь крайне медленно по самой сухой дороге, вблизи от дома, обыкновенно заложив руки за спину. Выйдя из спальни маркиза, он отправился на прогулку, причем шел быстрее обыкновенного. Гнев душил его и придавал некоторую живость его движениям. Он был взбешен на маркиза, но всего сильнее негодовал по обыкновению на лорда Гэмпстеда. Мысль заработала в этом направлении…
Конечно, хорошо было бы, если б молодой человек сломал себе шею на охоте, если б яхта пошла ко дну, или разбилась о скалу. Но все это случайности, вызвать которые не в его власти. Такие желания — ребячество, приличное только слабой женщине, как маркиза. Если что-нибудь должно быть сделано, этого можно достигнуть только энергическим усилием; а усилие это должно исходить от него, мистера Гринвуда. Тут он принялся соображать, насколько маркиза будет в его власти, если б и маркиз, и старший сын его умерли. Он был искренне убежден, что приобрел над нею большое влияние. Чтоб она взбунтовалась против него, это было, конечно, в пределах возможного. Но он знал, что в течение последнего месяца, именно с того дня, когда маркиз пригрозил, что выгонит его из дома, он значительно более прежнего подчинил ее себе. В этом отношении он приписывал себе гораздо более, чем следовало. На деле, леди Кинсбёри, хотя научилась его бояться, не настолько поддалась его влиянию, чтоб не иметь возможности порвать с ним, если б настала минута, когда ее собственное спокойствие этого бы потребовало.