— Да, — сказал Гэмпстед, пытаясь улыбнуться, — я здесь и надеюсь бывать здесь часто, очень часто, пока мне не удастся увезти нашу Марион отсюда.
— Нет, — слабо и кротко сказала Марион.
— Вы очень постоянны, милорд, — сказала мистрис Роден.
— Мне кажется, человек всегда постоянен, если истинно любит. Но какую историю вы-то нам привезли, мистрисс Роден. Не знаю, должен ли я называть вас «мистрисс Роден».
— Конечно, милорд, вам следует так называть меня.
— Что это значит? — спросила Марион.
— А вы и не слыхали, — сказал он. — Я еще не успел передать ей все это, мистрисс Роден.
— Так вы знаете, лорд Гэмпстед?
— Да, знаю; хотя Роден не удостоил написать мне строчки. Как прикажете называть его? — На его мистрисс Роден ничего не ответила. — Конечно, он написал Фанни. Весь свет это знает. Кажется, прежде всего это стало известно в министерстве иностранных дел, оттуда уже дали знать моим, в Траффорд. Полагаю, что в Лондоне нет клуба, в котором бы сотни раз не повторяли, что Джордж Роден не Джордж Роден.
— Не Джордж Роден? — спросила Марион.
— Нет, дорогая. Вы обнаружите страшное невежество, если так его назовете.
— Кто же он, милорд?
— Марион!
— Извините. Сегодня больше не буду. Но кто он?
— Герцог ди-Кринола.
— Герцог! — воскликнула Марион.
— Вот кто он, Марион.
— Что ж, ему там дали этот титул?
— Кто-то дал его одному из его предков, несколько веков тому назад, когда Траффорды — ну, я хорошенько не знаю, что Траффорды тогда делали. Он, вероятно, намерен принять титул?
— Говорит, что нет, милорд.
— Он должен это сделать.
— Я тоже того мнения, лорд Гэмпстед. Он упрям, вы знаете, но может быть он и послушает кого-нибудь из друзей. Поговорите с ним.
— Лучше бы ему посоветоваться с другими, более чем я способными объяснить все «pro» и «contra» его положения. Всего лучше ему отправиться в министерство иностранных дел и повидаться с моим дядей. Где он теперь?
— Пошел в почтамт. Мы приехали домой около полудня и он тотчас отправился. Вчера мы уже поздно вечером приехали в Фолькстон, он предложил мне там переночевать.
— Он продолжает подписываться старым именем? — спросил Гэмпстед.
— О, да. Мне кажется, он не согласится от него отказаться.
— Ни от департамента?
— Ни от департамента. Чем же ему больше жить, говорит он.
— Отец мой мог бы что-нибудь сделать. — Мистрис Роден покачала головой. — Сестра будет иметь средства, хотя, вероятно, недостаточные для их потребностей.
— Он никогда не согласился бы жить, сложа руки, на ее деньги, милорд! Право, мне кажется, я вправе утверждать, что он окончательно решил отказаться от титула, как от пустого бремени. Вы, может быть, заметили, что убедить его не легко.
— Самый упрямый человек, какого я когда-либо встречал в жизни, — сказал Гэмпстед, смеясь. — Он и сестру мою заставил смотреть на дело его глазами.
Тут он неожиданно повернулся в Марион и спросил:
— Что ж, уходить мне теперь?
В присутствии мистрисс Роден она не пожелала вдаваться ни в какие объяснения, а потому просто ответила:
— Если вам угодно, милорд.
— Не хочу я быть «милордом». Вон Роден, настоящий герцог, предки которого были герцогами задолго до времен Ноя; ему позволяется называться как ему угодно, а меня и не спрашивают, даже лучшие и самые близкие друзья. Тем не менее, я повинуюсь и если не приеду ни сегодня, ни завтра, то напишу вам самое милое письмецо, какое только сумею.