С этими словами она положила узелок на пол и села на него.
— Придется тебе сидеть, пока не состаришься, — сказал один из студентов.
А хозяин комнаты и рубашек принялся уговаривать:
— Ну какая же ты упрямая! Ты знаешь, который час? Вот скоро погасят огни, и, когда пойдешь в темноте домой, наткнешься на ночной дозор, и тебя заберут.
— Не уйду, — сказала Катерина.
В это время ударил колокол Сорбонны.
— Дождалась, дура, — лениво сказал косоглазый. — Вот возьмем тебя за шиворот и выкинем в окно.
Катерина не ответила, и несколько времени все сидели молча. Вдруг студент, сидевший на подоконнике, воскликнул:
— Смотрите-ка, луна вышла из-за туч. Полная луна, и светло как днем. Не пойти ли нам прогуляться в город и попугать толстопузых лавочников?
— Идем, идем! — закричали все.
А хозяин комнаты предложил:
— Идем с нами, Катерина. Что тебе сидеть здесь одной?
Катерина молча встала, подняла свой узел, положила его себе на голову и вместе со всеми вышла на улицу.
Желтые огоньки в окнах погасли, но луна посеребрила влажные булыжники мостовой и резко выделила черные тени домов. То ясно освещенные лунным светом, то исчезающие во мраке, проходили мимо них запоздавшие прохожие. Но на площади Мобер встретилась им знакомая компания.
— Вы куда?
— Пугать толстопузых лавочников.
— И мы с вами!
Через мост мимо Малого Шатлэ, со стенами такими толстыми, что по ним может проехать повозка. Малое Шатлэ — настоящая мышеловка.
— Я слышал, что там есть двойная винтовая лестница, так хитро устроенная, что те, кто поднимается по одной из них, не видят тех, кто спускается по другой.
— Нам бы такую, скрываться от заимодавцев!
— От меня не скроешься, — сердито говорит Ка терина и крепче придерживает свой узелок.
Ей отвечают смехом.
Теперь они идут по старому городу мимо длинного угрюмого здания Отель-дье. Темно, тихо.
Зловонный ветер дует с востока, с пригорка Ханжей, городской свалки за собором Парижской богоматери. Франсуа, владелец трех рубашек, зажимает нос, и снова все смеются. Останавливаются на площади перед собором.
— Смотри, Катерина, ты нас не ставишь ни в грош, а вот видишь, даже на портале собора изображена наша мудрость.
— И вечно вы врете. Это статуи святых мучениц.
— Какая же ты дура! Это мы мученики, что приходится нам преодолеть семь свободных искусств, семь наук, пока достигнем мы благополучия. Смотри: эта старая женщина с розгой — это Грамматика. Сколько розог переломали учителя о наш зад! А это вот Риторика с книгой стихов.
— Ну уж ваши стихи! Одно сквернословие.
— Много ты понимаешь! Смотри: это Арифметика считает по пальцам.
— По пальцам и я могу.
— О замолчи, презренная! Не хочешь смотреть, пойдем дальше.
Возле моста Собора Богоматери студенты останавливаются и совещаются.
— Не лучше ли пройти набережной, а потом через Большой мост и мимо Бойни сразу выйдем на Большую улицу Сен-Дени, чем бродить по закоулкам, где ничего веселого нету?
— Около Бойни сторожит дозор лавочников и помешает нам пробраться в город.
— Разве нет у нас крепких кулаков? Разве нет кинжалов за поясом?
— Идем напугаем толстопузых!
— Идем!
На углу Большого моста четырехугольная башня дворца Палэ с часами, единственными во всем Париже, и время на них близится к полночи.
Тихо. Только слышен плеск воды в реке и топот шагов по мосту. Фонарь, подвешенный к изображению богоматери у ворот Большого Шатлэ, в двух шагах от Старой бойни, багровым светом освещает ватагу студентов, выходящих из-под длинного свода, и дозор благоразумно отступает в сторону, в тень стены.
Большая улица Сен-Дени. Горожане спят за запертыми дверями, за закрытыми ставнями в своих высоких кроватях, на пышных соломенных тюфяках. Под навесами домов, на пустых прилавках, на каменных ступенях спят бедняки. Ни одного прохожего.
Студенты опять останавливаются. Пугать некого, драться не с кем. Не возвращаться же домой, не повеселившись.
На ржавом крюке над их головами висит вывеска. Завив кольцами высоко поднятый хвост, прекрасная русалка серебряно блестит под луной — русалка Мелюзина из волшебной сказки. Крюк скрипит, Мелюзина качается, будто заманивает студентов, просит: возьмите меня с собой, мне скучно на пустой улице.
— Друзья, заберем ее с собой. Что ей торчать здесь на пустой улице?
Тотчас один из студентов, согнувшись, упирается ладонями в колени, а другой взбирается ему на спину и снимает Мелюзину с крюка. Протянутые вверх руки подхватывают ее.