Он говорил с легкостью не то серьезно, не то шутя. Посмотрев ему в глаза, Марион улыбнулась:
— Очень заманчиво, но нереально. Я боюсь, нам не повезет.
— А жить, как ты живешь — реально? — возмутился он. — Чем ты зарабатываешь, подумать страшно! Нет, если б это не кончилось тюрьмой и костром, я бы не так возражал, но ты же…
— Это мое дело, — отрезала Марион.
— Не только твоё.
— А что мне, по-твоему, остается?
— Могла бы работать у Марселы на кухне. Она бы тебя взяла.
— Нет, этого не будет.
— Что так, дворянская кровь мешает? Может она и есть причина, что тебя не устраивает брак с бедняком?
— С чего ты взял, — удивилась Марион.
— Вижу!
Она развела руками, мимоходом задев его по щеке:
— Глупый. Самолюбив до ужаса, как все мужчины. Я же не поэтому. С радостью пошла бы работать к Марселе, да дело в том, что другую квартиру нам уже не снять, с моей славой. А жить у неё… Я не могу позволить, чтоб мой сын рос в компании ее красоток. Думаю, понимаешь?
Огюстен закатил глаза:
— Да, хорошо, ты показала свою высокую нравственность, но есть и другой вариант. Выйди замуж за богатого. За пожилого герцога, а лучше за палача. Станешь хозяйкой рыбного ряда на Рынке,* твой сын будет в полном порядке, а такой муж и тебя, и меня защитит в случае чего. А я стану твоим любовником и успокоюсь, согласна?
Марион уронила руки:
— Господи, ну что ты говоришь, Огюстен?
— То, что для тебя будет реальным выходом.
— Замолчи. — Она устало переместилась поближе и теперь сидела на кровати, положив одну руку Огюстену на грудь. Он снизу, лежа, смотрел на неё.
— Серьезно, скоро тебя сможет спасти только это. Я ведь знаю настроение в городе. Ты вряд ли переживешь еще одну зиму. Как получилось, что на тебя открыли охоту? Откуда ты пришла, девочка?
Она отвела глаза и грустно проговорила:
— Как получилось? Ты слышал о единорогах?
Он молча помотал головой. Марион наклонилась ближе:
— Посмотри мне в глаза, что ты видишь?
— Себя. И тебя тоже. Нас вместе.
— Одновременно?
— Да. В далёкой-далёкой стране.
— Вот-вот, всё время смеешься.
— Я не смеюсь. Как всё это началось, расскажи. Это наверное от родителей, ты где родилась?
— В Бордо. Почти сразу мы переехали в Марманд, выше по реке.
— Так ты из Перигора, понимаю. Таинственный край.** Твоя мать была…
— Нет, — улыбнулась Марион. — Это отец мой был магом, а не мать. Ее я не знаю. Папа увез меня почти сразу после рождения. Они были невенчаны, кроме того, она была замужем. За богатым, насколько мне известно. После родов она вскоре умерла, и чтоб сбежать от ее мужа, который заявил, что отец навел на их дом порчу, мы вынуждены были уехать. Десять лет тихо жили в Марманде, пока снова не началось. Страшная засуха — надо бежать; чума — надо бежать… И снова, и снова…
Осели наконец в Пуатье. Мне было уже семнадцать. Отец, естественно, учил меня многому, что сам знал, но мы всегда старались не привлекать внимания.
— А получалось наоборот, да?
— Да, получалось совсем не так, как мы желали, — вздохнула Марион. — Кончилось тем, что отца посадили в тюрьму, а мне под страхом смерти запрещалось покидать город. Да я никуда бы и не ушла. Через полгода он умер в тюрьме, так и не дождавшись суда.
Узнав об этом раньше, чем мне сообщили, я вовремя сбежала. И пошла прямо по дороге, не зная куда. На север. Это смешно, но на дороге, через пару часов мне попались бандиты. Я даже не испугалась, а так и остановилась, когда они выросли передо мной.
К моему удивлению, стоило мне решительно сказать: "Кто меня пальцем тронет, тут же умрет!" — как они с криком "Ведьма!" отшатнулись на добрых три шага. А потом предложили проводить меня по дороге до города. Так, с эскортом, я пришла в Тур. Потом был Орлеан, попутные села, и наконец возле Сан-Квентин-эн-Ивелин меня застала зима. В лесу я встретила человека, который отвел меня в деревню и сразу, с первого шага взял под своё покровительство.
— Без сомненья, им оказался твой будущий муж, — заметил Огюстен.