Выбрать главу

"До Парижа каких-нибудь восемь миль, а может, и того меньше. Через несколько часов будешь в Медоне, а оттуда через Шатильонские ворота и… Париж. Будешь еще до вечера. Удачи тебе, дочка".

Находясь между двумя своими жизнями, старой, с которой покончено, и новой, которая еще не началась и неизвестно что ей сулит, Марион старалась думать лишь о том, что сын — ее единственное сокровище — здесь, с ней, она держит его за руку. А что дальше будет, то будет. Нечего загадывать наперед.

Она шла по широкой проезжей дороге, шлепая по грязи и мечтая, чтобы никто им не встретился, ни добрый, ни злой.

Моросил мелкий холодный дождик, освежая лицо и не проникая сквозь одежду, оседая на ней. По обочинам дороги тоже начинала зеленеть трава и текли ручейки, уничтожая следы их ног на склонах Ивелины. А вместе с дождем растворялась и память…

2. ПАРИЖ

Задержавшись в Медоне и пообедав в придорожном трактире, путники к четырем часам вечера вошли в Париж.

В округе Мансара, куда вели ворота Шатильон, не нашлось недорогой гостиницы, отвечающей средствам беженцев. Пришлось продолжить поиски в самом Париже. В квартале примыкающем к Люксембургскому дворцу они нашли маленькую комнатку под самой крышей. Хозяин посмотрел на пришельцев крайне подозрительно, но видимо остался доволен и принялся уверять молодую даму, что лучшего вида из окна ей не найти во всем Париже, по крайней мере за такую цену: сто ливров в месяц. А что для такой красавицы сто ливров, это же смешно! Марион вежливо поблагодарила и с осторожностью, неожиданной для провинциалки, не стала платить за месяц вперед, а, оставив вещи в комнате, ушла вместе с сыном гулять по Парижу.

Старинный, овеянный легендами город радовал их разнообразием своих масок.

Кривые бедные домики окраины Латинского квартала вдруг сменялись великолепием Люксембургского сада с белым дворцом в центре и массой кружевных мраморных арок. Летом здесь, должно быть, прелестно. Все строения утопают в зеленой листве. А сейчас черная вуаль веток позволяла заглянуть вглубь сада и видеть спрятанные там беседки и павильоны.

Роскошные старые особняки квартала Сен-Жермен примыкавшего к Латинскому, гордо возвышались над маленькими домиками, подавляя их своим величием. Несмотря на то, что полуразвалившиеся особняки стояли большей частью пустыми, а в жалких, по их мнению, соседних домах жили люди. Но гордые развалины этим нисколько не смущались. Заброшенная Нельская башня, строение мрачное, служившее по слухам убежищем ворам и убийцам, гордо взирала на расплывчатую в сумерках подкову Луврского дворца, возвышающегося напротив неё, на другом берегу Сены. Лувр горел огнями, а старая башня смотрела на него своими черными пустыми окнами. Смотрела презрительно и насмешливо, видимо считая Лувр своим отражением по ту сторону реки.

Полюбовавшись издали королевским дворцом и тонувшим в лучах заката дворцом Тюильри, Марион обернулась к острову Нотр-Дам, где среди воздетых к небу тонких веток деревьев рисовались готические шпили острых башенок собора Пресвятой Девы. А весь силуэт собора, совсем черный сейчас, с причудливыми скульптурами и химерами на фасаде казался замком кого-то из великих волшебников древности.

Солнце садилось. Отложив более обстоятельное изучение Парижа на завтра и порядком устав с дороги, Марион с сыном вернулись в свою комнатку, из окна которой им был виден Люксембургский дворец.

Хозяйка принесла им поужинать, но малыш заснул только вернувшись, и Марион не хотела его будить. Хозяйка была не прочь поболтать с новой жилицей и наставляла молодую женщину, где ей лучше искать работу, если она вздумает пойти в услужение к богатым господам. Они проговорили бы не один час, но сразу после ужина Марион почувствовала, что у неё слипаются глаза. Пожелав им спокойной ночи, хозяйка ушла и оставила Марион наедине со своими мыслями. Мысли эти были не слишком радужны, но, несмотря на это, молодая женщина быстро заснула и во сне чувствовала, что ее ждет много удивительного и нового. Иначе в этом городе и быть не могло.

Наутро, вместе со своим сыном Рене, вдова Жака Шарантона отправилась на поиски работы. Вопреки совету квартирной хозяйки, говорившей, что ей следует постучать в двери Люксембурга и соседних особняков, Марион направилась к рынку. Не к Малому Рынку, а к настоящему, огромному, на правом берегу Сены. "Чрево Парижа", как называли его горожане, это было то самое место, где можно узнать за один час все новости в городе, и там мог найтись ключ к любой загадке века.