Он видел, как уходила Сим, но не посмел задержать ее. Он говорит, что она плакала. Надеюсь, он не врет.
У Кривой Ноги есть сани. Он знал, что я уехал на санях, поэтому построил себе такие же, чтобы догнать меня. Они больше тех, что я купил у Длинного Ножа за мясо нашвонка, и у них хороший парус.
Мы должны начать двигаться быстрее.
Завтра рано утром мы начнем наш путь, и никто не сомневается в том, что мы догоним Большие Сани в течение четырех-пяти последующих дней.
День шестнадцатый
Этот день, пожалуй, был самым счастливым днем в моей жизни. Мы выехали еще до рассвета и ехали быстро. Вскакивать и подталкивать сани приходилось не чаще, чем один раз в час. Поскольку дорога завалена большими сугробами, ехать пришлось не по обледеневшей ровной поверхности, а по снежным волнам.
Кривая Нога сидел на руле, натягивая парус, и пел Песнь Преследования, отдавая порой приказы Белому Яблоку, чтобы тот подтолкнул сани. На вид памигак маленький и толстый, но в его теле дремлет огромное количество энергии. Я лежу на носу саней и довольствуюсь приятной ролью пассажира. Иногда приходят мысли, что мне так не хватает Колесника, но через мгновение я вынуждаю себя признаться, что такое скольжение гораздо приятнее, чем езда у него на голове. Вокруг тишина, прерываемая только скрипом полозьев. Мы все время ускоряемся или притормаживаем, и я обычно загадываю, как ведомые твердой рукой Кривой Ноги сани будут преодолевать очередной сугроб.
Должен сказать, что наши сани довольно комфортабельны. На них установлена небольшая кожаная палатка, которая со всех сторон обсыпана снегом, и теперь, когда внутри горит огонь, в ней довольно тепло.
Перед тем, как закончить рассказ, я должен добавить еще кое-что. Целый день я колебался, рассказать или нет, что я сделал со своим рогатых жезлом? И вот, наконец, пришел к единственному решению — рассказать правду. Я специально оставил его где-то там, в снегу. У Кривой Ноги есть оружие, и мой жезл уже не пригодится. Это была последняя вещь, которую я вынес из пещеры, за исключением металлической коробки с белыми кубиками. Теперь их осталось только три.
День семнадцатый
Он самый теплый из всех, до сих пор прошедших. Кривая Нога и Белое Яблоко твердят, что такого они не видели.
К полудню снег начал таять, но когда мы стали уже опасаться, что дальше сани не пойдут, температура упала, и спустя какое-то время образовалась прочная корочка льда, по которой мы могли развить большую скорость.
Вечером пришлось разделить белые кубики, хотя Кривая Нога и Белое Яблоко вначале противились этому.
Но после нам повезло. Белое Яблоко насобирал растений, а Кривая Нога подбил снежную обезьянку, поэтому в итоге мы устроили роскошный пир.
НЕМНОГО ПОЗЖЕ:
Не могу спать, поэтому выбрался наружу. Было очень светло. Когда я увидел ослепительно сверкающий снег, то даже удивился, что так светло от двух лун, и оказался прав. На небе было что-то, напоминающее серебристое облако, раскинувшееся от горизонта до горизонта, которое своим блеском затмило все звезды.
День восемнадцатый
Когда мы проснулись рано утром, температура воздуха подчинялась на несколько градусов выше нуля и росла весь день.
Сначала мы тащили сани за собой, но в конце концов, решили их бросить. Я посоветовал Кривой Ноге взять с собой парус, что тот и сделал. Двигались мы медленнее, чем на санях, и, казалось, должны были расстроиться от сознания этого факта, но в целом было не так. Поскольку сани не могли двигаться по растаявшему снегу, тем более этого не могли и Большие Сани, которые значительно тяжелее наших, и тащить их за собой не было никакой возможности.
Поэтому, несмотря на то, что мы шли пешком, Большие Сани уже не удалялись от нас.
Идти по раскисшей земле становилось все тяжелее. Похоже, больше всего достается сейчас Кривой Ноге. Пот заливает ему глаза, он хрипло дышит, приволакивая искалеченную ногу. Он начал рассказывать мне, что с тех пор, как стал калекой, не мог смотреть прямо в глаза своим соплеменникам. Ему вечно казалось, что за его спиной их лица приобретают звериный оскал, только и жаждущий его крови.
Он не мог больше оставаться среди них. Больная нога еще не зажила до конца, но он уже мог достаточно быстро ходить и даже немного бегать.
Сегодня весь день мы шли туда, откуда доносился шум воды. Мои спутники говорят, что уже бывало время, когда снег таял, но это никогда не приходило так внезапно.
Весь день меня преследовала мысль о таинственном серебристом облаке. Я был очарован этой загадкой, так как ничего подобного мне еще не приходилось видеть.
Где-то под вечер на обрывистом берегу клокотавшей талыми водами реки мы обнаружили развалины. Мало что сохранилось от двух некогда, наверное, высоких башен, но помещения первого этажа одной из них еще кое-как держались. Когда-то все это было погребено под снегом, но теперь явилось на свет божий. Что это такое — «свет божий»? Это слово только что само пришло мне на ум. Я не знаю, что оно означает.
Я еле уговорил спутников подойти к развалинам. Еще одна загадка этого мира.
Мы побродили немного по огромным пустым залам с грудами векового мусора на полу, но ничего интересного не нашли. Стал накрапывать дождь, и мы решили спрятаться, а заодно и переночевать в одной из комнат, где еще сохранился потолок.
Правда, местами в нем сияли огромные дыры, но это даже к лучшему, поскольку мы отнюдь не собирались задохнуться от дыма костра. Практически все, что мы могли собрать в качестве топлива, было мокрым.
Постелив на полу кожаную палатку, мы молча уселись возле дымного костра, погруженные каждый в свои мысли. Внезапно — свет еще вовсю лился из большого пролома в потолке — я увидел на противоположной стене какие-то блеклые пятна. Подойдя, я провел ладонью по стене, с удивлением обнаруживая под вековым слоем кое-где окаменевшей пыли какое-то мозаичное панно. От неожиданности я растерялся, но уже через мгновение, подхватив с пола кучу листьев, насыпавшихся через дыру в потолке, ожесточенно тер стену, пытаясь рассмотреть, что же там изображено. Посыпавшиеся куски мозаики заставили меня продолжать работу более осторожно.
Через несколько десятков минут, закончив и вытерев стену мокрыми листьями, собранными снаружи, я смог различить кое-какие фрагменты некогда, наверное, довольно красочных картин.
На одной из них был изображен человек, похожий на меня, стоящий в обнимку с крылатым существом. Нет, это был не вампир из пещеры, а такой же человек, как и я.
На другой мозаике эти же люди смотрели в окно, сидя за громоздким, странным столом, на котором светились разнообразные лампочки. Я сразу подумал, что это лампочки — что означает это слово? — хотя на мозаике это были просто кусочки разноцветного стекла. Из окна открывался вид на черную поверхность, по которой кое-где были разбросаны белые точки. И наконец, на третьей, хуже всего сохранившейся, можно было различить на том же черном фоне серебристый круг и на некотором удалении от него два маленьких кружка. Ничего больше разобрать мне не удалось. Стало темно.
Мои спутники улеглись спать, словно ничего не произошло, я же никак не мог уснуть, мой разум, потревоженный увиденным, отказывался уходить на покой.
Я вышел наружу и стал смотреть на небо. Серебристое облако продолжало заливать каким-то нереальным светом пытавшуюся уснуть землю. Внезапно мне пришло в голову, что над ночной стороной планеты рассеяно облако металлической пыли, представлявшееся мне сейчас серебристым облаком. Это ложное солнце было отражением настоящего, лучи которого падали на частички пыли, а потом на землю, заставляя таять снега.
День девятнадцатый
Весь день мы с трудом продвигались вперед. Я совсем выбился из сил. Больше ничего интересного не произошло.
Вечером я показал Кривой Ноге и Белому Яблоку серебристое облако и постарался объяснить, что это такое. Они были напуганы и изумлены, но не думаю, что хоть что-то из этого поняли.