Молодые супруги были рады сплетням, хотя это были лишь сплетни. Разговоры о подтверждении брака придавали дофину больше смелости и, может быть, помогали ему преодолеть последние препятствия. Репутация, отныне им завоеванная, разумеется, была лучшим катализатором, несмотря на то, что его попытка пока не увенчалась успехом.
И уже во время поездки в Компьен принц мог праздновать свою победу. 22 июля 1773 года на рассвете, перед тем как отправиться на охоту, дофин и дофина явились к королю. В тот момент, когда заскрипела открывающаяся дверь, король спросил, кто там, и тогда дофин, который стоял рядом сказал: «Это я и моя жена». Король, улыбаясь, спросил, по какому праву он может ее так называть. Дофин тогда ответил, что теперь у него есть все права называть ее так. Удивленный и смущенный монарх взял молодых супругов за руки и провел их в свой кабинет, и там дофин сказал ему, что их брак, наконец, свершился. Король, казалось, был охвачен невероятной радостью, он расцеловал своих внуков и весь следующий день пребывал в чудесном настроении из-за этого радостного и столь долгожданного события. Мария-Антуанетта так написала об этом матери: «Мы решили, что непременно должны сказать об этом королю, в ответ он расцеловал нас и назвал меня дорогой дочерью, он не удержался от того, чтобы раскрыть наш секрет. Узнав об этой новости, все вокруг были очень рады».
Не испытывая настоящей любви к незадачливому мужу, тем не менее она была очень дружна с ним. Она поняла, что под маской грубости пряталась очень добрая натура, и увидела в нем «человека, ценящего справедливость, правду, порядочность и поступающего именно так». Однако его апатия, неспособность быть романтичным и чувственным, разочаровывали дофину. Очень восприимчивая и тонкая, она не могла смириться с безразличием скромного юноши, которого старалась приручить. В конце концов она стала даже опасаться, что у него нервное расстройство, «поэтому он не может думать и чувствовать по-настоящему, а следовательно, добиваться успеха». Она знала, что во время охоты, которая делала его действительно счастливым, хотя и обессиленным, Людовик становился другим человеком, сильным, лишенным физических недостатков, выпуская на волю свою необузданную и дикую натуру. Она стыдливо понимала, что в этих бесконечных изнуряющих упражнениях он находил выход своим неудовлетворенным желаниям. Хотя охота всегда была излюбленным занятием Бурбонов, это было действительно королевское развлечение. Дофина всегда сопровождала мужа, ехала, правда, вдали от него, для нее это было всего лишь прогулкой верхом. Она с трудом выносила пристрастие мужа. Иногда она устраивала ему сцены и даже плакала в присутствии графа и графини Прованских. Упреки в таких случаях сыпались на него всю дорогу, вплоть до спальни, откуда спустя некоторое время они выходили окончательно успокоившимися. Дофин вежливо говорил брату, «что ссоры влюбленных не бывают долгими». Однако, несмотря ни на что, он не отказывался от своих увлечений.
Были и другие пристрастия дофина, раздражавшие Марию-Антуанетту не меньше. Она не могла не страдать от его увлечения строительством. Поскольку в это время в Версале проводилась реконструкция, он в течение дня помогал каменщикам, носил балки, камни, выполнял любые строительные работы. К вечеру он возвращался обессиленный и доведенный до изнеможения. Оскорбленная Мария-Антуанетта жаловалась Мерси на столь странное поведение мужа. Посол же советовал ей «нежно убеждать принца», а не упрекать. Тогда дофина стала призывать мужа «быть более мягким и покладистым, хотя бы на людях».
С первых дней после свадьбы она старалась обратить на себя внимание дофина. Она мечтала об их общих интересах и увлечениях. Принц старался угодить ей, отдавая ей всю свою нежность. Он всегда шел ей навстречу и даже заявил однажды, «что будет одобрять то, что послужит ей развлечением, и никогда не будет ни в чем ее стеснять».
Став, наконец, настоящим супругом, он не стеснялся публично проявлять к ней нежность. Мерси, который в свое время сильно критиковал принца, уверенно отмечал явный прогресс в его характере, и это, по его мнению, хотя и несколько преувеличено, была заслуга дофины. Однако нужно ли было льстить императрице и отвешивать комплименты в адрес принцессы, создавая видимость откровенности? Дофин с большим уважением относился к Мерси, позволяя ему думать, что дела в государстве шли гораздо лучше, чем можно было бы подумать.