В своем маленьком кружке, который она выбрала по своему вкусу, Мария-Антуанетта правила на свой манер, что позволяло ей сказать: «Я не королева, я — это я». «Новые куплеты, свежее словцо, фривольный анекдот, скандальная история — все было предметом разговоров в этом маленьком, очень личном обществе королевы. […] [Она] очень любила подобную манеру общения — ей импонировали эти вкусы — и говорила, что никогда не сможет подружиться с занудой», — свидетельствовала мадам де Кампан, подчеркивая тем не менее достойное отношение королевы к мужчинам, которые липли к ней, как, впрочем, и женщины.
Обе фаворитки королевы — как мы можем узнать из переписки тех лет, и в первую очередь из переписки Мерси — прекрасно сотрудничали в те времена. Они действовали осторожно, но назойливо, что давало основание Мерси подумывать о возможной отставке. После ужина, по словам последнего, «это был самый опасный период дня». Мария-Антуанетта отправлялась к принцессе Ламбаль или мадам де Гемене. В апартаментах сюринтендантки к тому времени уже находились герцог де Шартр и все приближенные Орлеанского дома, другими словами, то, что называли Пале-Рояль. Партия Шуазеля собиралась в апартаментах мадам де Гемене, там были супруги де Полиньяк, их друзья и, естественно, Безенваль, которого Мерси называл «подстрекателем» Шуазеля. Обе группировки не имели точной политической программы. Можем ли мы говорить о том, что шуазелисты довольствовались одним желанием — вернуть бывшего министра к власти? На самом же деле обе партии занимались только лишь тем, что затевали дворцовые интриги. «Каждый день от этих двух партий исходило столько пожеланий и требований, что было просто невозможно выполнить их все сразу, и к тому же им не было конца», — писал Мерси.
Мерси и Вермон не упустили случая, чтобы раскрыть глаза королеве на Безенваля и мадам де Полиньяк:
«Я докажу королеве, что ее обманывают, ловко скрывая от нее действительность, и добиваются всего, что они хотят, под видом личных просьб. […] Я располагаю фактами, истинность которых не подлежит никаким сомнениям, и сбрасываю со счетов легкомыслие и желание набить себе цену. Графиня де Полиньяк и тем более барон де Безенваль в ряде случаев были готовы на предательство, они хотели рассказать то, что королева говорила им, в надежде на дружбу и доверие, они были готовы воспользоваться этим доверием ради личных выгод». По всей вероятности, демарш Мерси принес-таки плоды. Мария-Антуанетта упорно противостояла натискам близких друзей, притворяясь, будто у нее нет свободного времени ни для мадам де Полиньяк, ни для Безенваля, затем все окончилось тем, что она пригласила к себе барона. После красноречивых признаний в верности и преданности он попросил ее «сказать ему о сведениях, которые вызвали у нее такое отношение, для того чтобы он смог достойно опровергнуть их». «Королева лежала на софе, когда я вошел к ней, она вытирала платком глаза, слезившиеся из-за простуды, и с трудом отвечала мне: „Мне никто ничего не говорил против вас, мое отношение к вам осталось прежним“», — рассказывал герой этой истории. Вне себя от ярости, что с ним обошлись так ужасно, он отправился рассказать эту неприятную новость мадам де Полиньяк. Очаровательная графиня любезно встретила его и также пожаловалась ему на невнимание со стороны королевы, но когда она пришла к государыне, глаза той, полные слез, все ей объяснили. Мария-Антуанетта чувствовала себя покинутой, после расставания подруги стали близки как никогда. Ни мадам де Полиньяк, ни Безенваль не понимали причины выказанной холодности. Они терялись в догадках, предполагали, что кто-то из их кружка настроил королеву против, но даже представить себе не могли это делом рук Мерси. Безенваль на самом деле поверил, что впал в немилость, мадам де Полиньяк, напротив, чувствовала, что ее положение укрепляется. Тем не менее Безенваль по-прежнему оставался доверенным лицом королевы, хотя и жаловался на некоторую холодность с ее стороны. Что касается мадам де Полиньяк, то ее звезда только-только взошла на небосводе.