В Вене Мария-Терезия была в полном отчаянии и понимала, что положение ее дочери стало «критическим». Вот уже несколько лет Иосиф II думал о поездке во Францию. Однако планы были нарушены смертью Людовика XV. Его присутствие возле сестры сразу же после вступления на престол Людовика XVI могло быть дурно истолковано, однако к 1777 году риск заметно уменьшился. Императору было любопытно посетить могущественное королевство — Францию; ему хотелось укрепить альянс и увидеть своими глазами, в состоянии ли свояк взять на себя ведение важных и деликатных дипломатических дел. Наконец, Иосиф II хотел понять, какой бес смог увлечь его сестру в беспутный водоворот, столь опасный для королевы. С осени 1776 года он окончательно определился в своем решении поехать во Францию, однако сроки визита несколько раз изменялись.
Когда королева узнала о скором приезде своего брата, то сначала невероятно обрадовалась. «Я так долго об этом мечтала и уже не надеялась, что когда-нибудь это произойдет», — написала она матери. Однако радость смешивалась с чувством беспокойства. Она знала строгость своего брата, его решительный и волевой характер, отцовский деспотизм. В своих письмах он был беспощаден и никогда не нежничал с ней. Что же ждать от него в разговоре с глазу на глаз? Понимая, что не сможет скрыть от него личную жизнь, она страшилась объяснений с ним, которые обещали быть весьма серьезными. Обманывая себя, она твердила, что «самым большим счастьем для нее будет то, что, увидев все своими глазами, брат сможет рассеять опасения матери и успокоить ее». Тем не менее именно этот страх заставил ее открыться близким друзьям, а также Мерси. Все это подробнейшим образом отразилось в переписке Кауница, императора и Мерси. «Уверяю вас, я испытываю настоящее счастье, когда думаю, что очень скоро увижу сестру, которую нежно и искренне люблю, и, конечно, я буду прислушиваться к вашим советам, чтобы мой визит стал как можно более полезным для королевы и ее будущего», — писал Иосиф послу. Со своей стороны, Кауниц буквально диктовал императору слова, которые тот должен сказать сестре, те проблемы, которые они должны обговорить. Он посоветовал отложить все самые серьезные разговоры на конец визита и не слишком утомлять ими королеву. «Если король, королева или министры решат, что вы приехали во Францию лишь для того, чтобы вмешаться в их внутренние дела, они будут вести себя натянуто, что же касается Марии-Антуанетты она почувствует смущение, а не радость и счастье». Кауниц еще добавит для Мерси, что Мария-Антуанетта может быть уверена, что император не будет говорить с ней о политике или о внутренних делах Франции и вмешиваться в то, что хоть как-то касается отношений ее и короля. «Скажите королеве, — писал он еще, — что было бы неплохо, если бы она уговорила короля и министра настроиться на отдых, а не на деловую встречу».
Успокоенная Мария-Антуанетта пообещала исполнять любые капризы Иосифа, который путешествовал инкогнито, как обычный иностранец граф Фалькенштейн, и отказался от официального приема в Трианоне. В Париже он остановился у Мерси, а в Версале — просто в гостинице. Во Франции император хотел быть свободным в своих поступках и мыслях, увидеть страну, поездить по провинциям, узнать людей, их нравы, обычаи, условия жизни. А помпа, которой сопровождался любой официальный визит королевской особы, могла помешать ему увидеть и узнать то, что он хотел.
19 апреля 1777 года Мария-Антуанетта со смешанными чувствами ждала брата. Она поднялась в то утро рано. Император провел ночь в замке Малый Люксембург и должен был покинуть столицу в восемь утра. Королева отправила Вермона встретить его во дворе замка, поскольку император хотел сразу же без свидетелей отправиться в апартаменты сестры. Он прибыл в половине десятого. Тщательно выполняя поручение, Вермон провел императора через пустынный холл, затем по задней лестнице, которая вела в апартаменты королевы. Мария-Антуанетта была еще не убрана и одета по-домашнему. «Первые минуты их встречи были очень трогательны; они нежно обняли друг друга и долго стояли так, молча, им не надо было ничего говорить друг другу», — записал Мерси, которому открылся Вермон. Но всплеск первых эмоций прошел, и королева увела брата в дальний кабинет, где они оставались наедине около двух часов. Иосиф был очень взволнован и удивлен, последний раз он видел эрцгерцогиню, когда та была еще маленькой девочкой с большущими глазами, а теперь перед ним стояла прекрасная величественная женщина. Он сразу же сказал, что «если бы она не была ему сестрой, и к тому же любимой и родной, он, не колеблясь, решил бы жениться второй раз, чтобы обзавестись столь очаровательной женой». После шутливого комплимента королева стала более мягкой и откровенной, она говорила с ним так, как никогда и ни с кем, и держалась очень естественно. Она рассказала ему обо всем, что ее тревожило, и прежде всего о странной семейной жизни, не скрывала даже сугубо личные и интимные подробности отношений с мужем. Ей было необходимо исповедаться перед ним, ничего не скрывая. Император слушал очень внимательно и с большой нежностью. Он смог убедить ее в том, что приехал исключительно для того, чтобы помочь ей разрешить семейные проблемы. И королева, теперь уже совершенно спокойная, проводила его к Людовику XVI, который очень тепло принял свояка, намерения которого, правда, были пока не ясны королю.