Поручить молодую и своенравную принцессу наставнику, не имеющему опыта в обучении детей, а также незнакомому с придворной жизнью, было большим риском. Однако, несмотря на все пересуды двора, эрцгерцогиня и аббат прекрасно ладили. Она очаровала его, и аббат был просто покорен. После отъезда Марии-Каролины Мария-Антуанетта чувствовала себя очень одинокой, и ее мало привлекало общество графини Лерхенфельд, которая тщетно пыталась продолжить ее образование. Так что аббат Вермон приехал в самый подходящий момент, для того чтобы дать принцессе те необходимые знания, в которых она так нуждалась, а также чтобы ответить на тысячи вопросов молодой девушки, которой прочили самую блестящую партию во всей Европе.
За очень короткий срок Мария-Антуанетта раскрыла аббату Вермону самые тайные уголки своей души. «Я не могу описать Вашему Превосходительству то, как добра эта юная принцесса, как она внимательна и как боится причинить какое бы то ни было беспокойство или неудобство. Впрочем, она даже не подозревает, какое удовольствие находиться в ее компании. Я был бесконечно польщен откровенным и наивным ответом, — докладывал он Мерси, — на вопрос своей матери по поводу нашего общения: „Вы слишком обременяете аббата“. „Нет, мама, — ответила она, — я вижу, что это доставляет ему удовольствие“».
Вскоре аббат перешел к программе, которая включала в себя изучение религии, французского языка и литературы, а также истории. Он уделял особое внимание нравам и обычаям королевского двора и знакомил принцессу с историей знаменитых французских семей, с которыми она вскоре должна будет познакомиться. Эрцгерцогиня делала заметные успехи, и Вермон не забывал напоминать ей о них. Ежедневный час работы, как это предполагалось раньше, превращался в долгие беседы, во время которых аббат старался указывать на ее ошибки во французском. Эрцгерцогиня, которая больше не могла обходиться без своего наставника, охотно проводила с ним время.
По субботам императрица выслушивала еженедельные отчеты о работе по обучению ее дочери. Она была очень приветлива с аббатом Вермоном и каждый вечер приглашала его на семейный ужин. Оказывая такое внимание аббату, императрица думала о будущем. Она надеялась, что во Франции он по-прежнему будет рядом с дочерью и станет одновременно и ее покровителем и шпионом, короче говоря, он был ей совершенно необходим в хитрых дипломатических операциях.
Эрцгерцогиня росла и становилась все более и более привлекательной. Она была скорее очаровательной, нежели милой. Несмотря на слишком высокий лоб, который умело скрывали под изысканными прическами, с первого взгляда она очаровывала любого собеседника. «У нее до странности правильные черты лица, — писал о своей ученице аббат Вермон, — однако их нельзя назвать милыми. Некоторые ее черты будут казаться во Франции удивительными: живость, зажигательный и веселый нрав, открытая улыбка, которая не сходит с очаровательного личика»
Теперь эрцгерцогиню можно было видеть на всех официальных приемах австрийского двора. Каждую неделю она присутствовала на игре у своей матери и явно предпочитала лотереи, которые разыгрывались почти ежедневно для нее и молодых принцесс ее возраста. Зимой она очень любила кататься на санках по заснеженной столице. Ей не нужны были пи балы, ни спектакли, и если, по несчастью, приходилось менять планы из-за какого-нибудь официального приема, она была очень опечалена этим. Такая беззаботная жизнь продолжалась до весны 1769-го, когда начали уже серьезно поговаривать о предстоящей свадьбе. 13-го июня Мария-Терезия получила официальное предложение. Накануне в одном из своих замков императрица устроила праздник в честь своей дочери. Вечер окончился грандиозным фейерверком. Трудно было представить более радостное и счастливое событие, как то, к которому готовился императорский двор. Мария-Терезия незамедлительно ответила на предложение Людовика XV. Она была очень счастлива отдать свою дочь за наследника Франции и желала, чтобы «ее дочь имела счастье понравиться Его Величеству».