Случившаяся трагедия потрясла дофину; сочтя ее дурным предзнаменованием, она то и дело вспоминала этот вечер и плакала. «Наверняка нам еще не всё сказали», — повторяла она, и была права: щадя молодых супругов, их постарались не посвящать в подробности катастрофы. Одна из придворных дам, желая утешить дофину, сказала, что в тот день погибло много мошенников, успевших набить себе карманы добычей. «Но ведь они погибли вместе с честными людьми», — ответила безутешная дофина.
Свадебные торжества завершились, жизнь постепенно входила в повседневную колею, ограниченную со всех сторон рамками этикета, за соблюдением которого следила мадам де Ноайль и которому юная дофина пока еще не решалась сопротивляться. Мария Антуанетта так описывала матери свой распорядок дня: «…встаю я в девять или в десять, одеваюсь, читаю утреннюю молитву, завтракаю и иду к тетушкам, где обычно встречаю короля; посидев полчаса, я возвращаюсь к себе, а в одиннадцать ко мне приходит парикмахер. К полудню я иду к себе, и ко мне может войти каждый, кто захочет; я при всех мою руки и накладываю румяна. Потом мужчины выходят, а женщины остаются, и при них меня одевают. В полдень — месса, и мы идем туда вместе с королем, тетушками и дофином; если король отсутствует, то я иду с дофином. После мы с дофином обедаем перед публикой, что меня утомляет; обед занимает полчаса, ибо мы оба едим очень быстро. Потом я иду к дофину, а если он занят, я возвращаюсь к себе и тоже читаю, шью или пишу. В три часа я снова иду к тетушкам, куда приходит король; затем в четыре приходит Вермон, и мы читаем, в пять приходит учитель музыки. В шесть я снова иду к тетушкам, куда почти всегда приходит мой муж; когда хорошая погода, мы идем гулять. В десять приходит король, и мы ужинаем; когда король задерживается, я дремлю на диване; если же король занят, тетушки приходят ужинать к нам, и тогда мы ложимся спать в 11 часов». Людовик всегда будет стараться соблюдать час отхода ко сну, и этим станут пользоваться приятели королевы. Желая поскорее избавиться от его скучного общества, они будут переводить стрелки часов вперед, и Людовик, видя, что час пробил, отправится спать, а общество, вздохнув свободно, продолжит играть и веселиться.
Играть и веселиться — вот чего хотелось пятнадцатилетней Марии Антуанетте, и она, позабыв об этикете, вместе с веселой компанией детей своих служанок и собак бегала по отведенным ей апартаментам и валялась на коврах, приводя в отчаяние графа Мерси, а через него и Марию Терезию. «…Ее Высочеству необходимо постоянно помнить о своем внешнем виде. <…> Но самое главное заключается в том, чтобы преодолеть крайнее отвращение Ее Высочества к серьезным занятиям, особенно к чтению; между тем для принцессы это единственный способ оградить себя от опасностей, окружающих ее в ее положении», — писал Мерси императрице. Говоря о внешнем виде, Мерси имел в виду отказ дофины носить жесткий корсет из китового уса, впивавшийся в тело и стеснявший любые движения, кроме скользящей версальской походки. Напрасно Мария Антуанетта убеждала мать, что во Франции носить корсет не принято. «Без корсета любое движение тела Вашего Высочества открыто взору любопытных <…> а при этом беспокойном дворе лучше заслужить одобрение сейчас, нежели откладывать на потом», — уговаривал дофину Мерси. От канцлера Кауница посол получил совершенно однозначную директиву: «Я желаю, чтобы Мадам дофина привыкла смотреть на мир исключительно вашими глазами». Задача не из легких, ибо Мадам дофина смотрела на мир глазами шаловливого ребенка, готового под любым предлогом улизнуть от серьезных занятий.
Привыкнув дома, в Шёнбрунне, разделять помпезный официоз и частную жизнь, Мария Антуанетта не могла ни понять, ни смириться с тем, что жизнь Версаля, с утра и до вечера, регламентировалась этикетом. Дофина, ставшая по положению своему первой дамой двора, невольно оттеснила в дворцовое закулисье дочерей короля, и они еще больше ощутили свою ненужность. Поэтому они ревновали Марию Антуанетту и к отцу, и к племяннику. А так как в свое время Мария Терезия советовала дочери заслужить дружбу тетушек дофина, простодушная принцесса охотно отдалась в их бархатные лапки, выпускавшие когти только за ее спиной. В этих немолодых особах она видела отражение собственной матери, и, тоскуя по материнской ласке и стремясь найти защиту от дававших о себе знать уколов двора, она стала поверять им свои тревоги и обиды. Людовик стремился к обществу теток по тем же причинам: не сумевший найти общий язык с братьями, запуганный гувернером и не доверявший собственной жене, он тянулся к ним в поисках душевной теплоты. Привечая молодых супругов, тетки стремились залучить их под свой контроль, ибо понимали, что в случае успеха они станут главными советниками будущей монархии. И, пытаясь прицепиться к колеснице власти, лицемерили, обманывали и интриговали.