20 октября Жаклин Кеннеди стала госпожой Онассис. В тот же день Марию видели в театре, где она смотрела водевиль Фейдо, а затем в ресторане «У Максима», где слушала цыган… Передо мной фотографии… еще и еще… Они рассказывают о Марии больше, чем любые комментарии. Вот она, сидя между Шарлем Азнавуром и Жан Пьером Касселем, заразительно смеется, словно хочет сравниться со знаменитым Анри Сальвадором, занимавшим кресло позади нее… Она также смеется в ресторане «У Максима»… Однако что же скрывалось за ее улыбкой, этим фасадом, обращенным к окружавшим ее людям, с жадностью наблюдавшим за ней, поскольку все уже знали, что ее Онассис женился на другой женщине? Какие муки, какие душевные раны? И даже перед друзьями, спешившими выразить ей сочувствие в той или иной форме, Мария не показывала своего душевного смятения, делая вид, что не утратила силы духа, хотя в действительности все было наоборот. Она чувствовала себя так, словно стояла на краю пропасти. Со всей ясностью она осознавала, что осталась в полном одиночестве. Всегда нуждавшаяся в защите и опеке, она с ужасом поняла, что рядом с ней не было того, кто повел бы ее за руку по дороге жизни… Итак, занавес поднялся в последний раз в драматическом спектакле, которым была вся жизнь великой Каллас…
Кто мог подарить ей новую надежду, когда тот человек, с кем она хотела провести остаток дней, ради кого отказывалась от собственной карьеры, вероломно сбежал от нее?
«Онассис причинил много зла Марии. Из-за него она не смогла больше выйти на сцену оперного театра», — обвинил миллиардера Дзеффирелли.
Естественно, Мария снова обратилась к своему ремеслу. Аристотель бросил ее, и она решила взять реванш. Однако прошло целых четыре года, как она прекратила сценическую деятельность… Хватит ли у нее сил, чтобы продержаться до конца представления? Певица захотела рискнуть, чтобы вновь почувствовать, как бьется сердце перед открытием занавеса. Она жаждала вновь услышать, как поднимается волна криков «браво», захлестывая ее с головой… Мария не имела права на отступление и провал, поскольку несла ответственность перед собой и перед миллионами мужчин и женщин, боготворивших ее по всему миру. После того как она покинула сцену, другие певицы заняли ее место на вершине музыкального Олимпа. У публики появились другие кумиры… По силам ли ей было соревноваться с ними? Сомнения терзали Марию с еще большей силой, чем раньше, несмотря на настойчивые просьбы друзей подхватить факел и нести его вперед, к победе. Они подбадривали ее так, как порой подбадривают выбывшего из соревнования чемпиона, чтобы тот вышел снова на беговую дорожку.
Мария нашла временное решение: в феврале 1969 года она стала записываться на студии звукозаписи. Результат превзошел все ожидания. Несмотря на то, что за столь долгое молчание ее дыхание, подорванное копившейся годами усталостью, так и не восстановилось в полной мере, ее вокальные возможности, похоже, не пострадали. Певица с мужеством и решимостью включилась в деятельность, используя старый испытанный метод, позволивший ей достигнуть вершины славы: работа, работа и еще раз работа. Для того чтобы добиться лучших результатов, Мария пригласила из Италии свою наставницу, руководившую ее первыми шагами в искусстве, — Эльвиру де Идальго.
Престарелая милая дама, которой в скором времени должно было исполниться восемьдесят лет, не заставила себя долго упрашивать, поскольку не могла отказать своей прославленной ученице. И вот они уже вдвоем готовились к неравной битве. Можно представить эту трогательную картину: Каллас, искавшая путь к восстановлению образа уникальной певицы, какой она была в недавнем прошлом, единственная и неповторимая примадонна, готовила уроки Эльвиры с прилежностью дебютантки! И это несравненная Мария Каллас, которой рукоплескала публика в «Ла Скала», «Метрополитен-опере», «Ковент-Гардене» и парижском театре «Опера»?
В апреле Мария даже согласилась на интервью перед телекамерами» что стало для нее тяжелым испытанием. В телевизионной передаче «Воскресный гость» певица рассказала о том, что вынудило ее взять бессрочный отпуск; естественно, о главной причине — Аристотеле Онассисе — не было сказано ни слова. Мне кажется, что я и сейчас слышу ее:
«Четыре года тому назад я перестала петь именно потому, что хотела остаться верной себе. Мое пение больше не приносило мне удовлетворения. Только мы сами можем сказать себе всю правду… Так я и поступила. Я поняла, что мне надо набраться храбрости и запастись терпением, чтобы восстановить силы и поправить здоровье. Я знала лучше кого-либо другого, что происходило со мной. Я переутомилась, но все же продолжала петь. Целых четыре года я пела, оставаясь недовольной собой. Публика аплодировала мне, но я не переставала упрекать себя, ибо хитрить — не в моих правилах… И вот теперь, когда я начала все с чистого листа вместе с моей дорогой преподавательницей, Эльвирой де Идальго, наставлявшей меня, когда я делала первые шаги на оперной сцене, у меня появилась надежда… Голос — такой инструмент, который обязан повиноваться. Он должен быть на службе у музыки. Искусству необходимо быть легким и невесомым… Я уже чувствую, что состояние моего здоровья значительно улучшилось, и рассчитываю вернуться на сцену парижской «Опера» в 1970 году в «Травиате», которую мой дорогой друг Лукино Висконти поставит для меня…»