«В четырехлетнем возрасте, — сообщает она нам в воспоминаниях, — Мария меня удивила. У нас была пианола — это такое механическое пианино, игравшее по перфоленте и приводившееся в действие с помощью педалей. Мария обожала его слушать. В тот день я была занята на кухне выпечкой хлеба; вдруг я услышала звуки пианолы; я бросилась в гостиную, не успев даже отереть от муки руки, — настолько мне хотелось поскорее увидеть, кто же там играет… Это была Мария, забравшаяся под пианолу и нажимавшая на педали своими ручонками, поскольку не могла, сидя на табурете, дотянуться ногами до педалей. С открытым ртом она слушала музыку, которую играла… Я понесла ее на кухню, чтобы вымыть ей руки, но не успела поставить ее на пол, как она вновь убежала в гостиную, чтобы залезть под пианолу».
Следует ли доверять этим откровениям, написанным значительно позднее, когда крошка Мария уже давно превратилась в великую Каллас? Может быть, Евангелия придумала эту сказочку? Не важно! Блажен, кто верует…
Вполне вероятно, что Евангелия заметила исключительную одаренность своей дочери и предугадала ее головокружительную карьеру. Хотела ли она верить в это из-за своих несбывшихся надежд? Возможно, она страстно желала взять реванш и посредством дочери отыграться за свою неудачно сложившуюся жизнь, с чем она никак не могла примириться? Позднее Мария Каллас не простит матери слепой веры в ее будущий успех и тех обязанностей, которые мать возложила на нее. «У меня не было детства», — скажет Мария. И все же стала бы она великой Каллас, если бы в погоне за славой для дочери, которой она сама была лишена, чрезмерно требовательная мать не вела ее почти силком по дороге к успеху? И это вовсе не исключительный случай. Стоит только включить телевизор, как тут же увидишь неугомонных мамаш, подталкивающих к микрофону своих несчастных отпрысков, чтобы заставить их спеть какую-либо заученную заранее невообразимую песенку. Отличие лишь в том, что вряд ли какая-то из этих дрессированных обезьянок когда-нибудь станет Каллас.
Евангелия принялась за осуществление своей «операции-реванша». Дочери должны были до отупения заниматься музыкой, что ей самой было в свое время запрещено. Вначале Джекки также подавала определенные надежды, которые смогла осуществить только Мария. Однако несчастный случай едва не положил конец прекрасным мечтам Евангелии. Это произошло в июле 1928 года. Мария, одетая как обычно в синее платьице, стояла рядом с матерью и отцом на пороге собственного дома, как вдруг на другой стороне 132-й улицы она увидела Джекки. Надо сказать, что с самого рождения девочка обожала сестру, что не помешало ей впоследствии изменить свое отношение к ней. Итак, в тот злополучный день, когда Мария увидела Джекки, она бросилась бегом от родителей через улицу, по которой как раз в тот момент проезжал автомобиль. Ребенок попал под колеса; обезумевшие Евангелия и Георгиос вытащили Марию из-под машины и повезли в бессознательном состоянии в больницу Святой Елизаветы на авеню «Форт Вашингтон». Первый диагноз был крайне пессимистичным. К счастью, один доктор, по всей видимости грек, принялся успокаивать родителей. «От страха я почти лишилась рассудка и упала в обморок… Доктор Корилос привел меня в чувство и сказал, что у Марии только нервный шок», — рассказывала потом Евангелия.
Малышка оставалась на попечении больничных монахинь целых двадцать два дня. Когда девочка вернулась в отчий дом, мать заметила, что она сильно изменилась: «утратила свой румянец» и стала раздражительной… Лишь аппетит остался прежним.
Можно сказать, что несчастный случай, жертвой которого стала Мария, стал предвестником изменения судьбы всех американцев. Черный четверг на Уолл-стрит вызвал гигантскую волну, обрушившуюся на экономику Соединенных Штатов; впервые на ее безоблачном небосклоне сгустились тучи банкротства. Курс доллара обвалился. Не только миллиардеры пострадали от биржевого обвала, но и простые граждане оказались в числе жертв охватившей страну паники: Георгиос Каллас вынужден был продать свою аптеку. И отныне ему приходилось колесить по американским дорогам в качестве агента по продаже фармацевтической продукции и подолгу отлучаться из дома. Вероятно, новая работа предоставляла главе семьи больше возможностей волочиться за юбками и отнюдь не способствовала укреплению семейных уз. В противовес ему Евангелия со все возрастающим упорством продолжала верить в своих дочерей. Семейство Каллас было вынуждено переехать из комфортабельной квартиры в Манхэттене в более скромное жилище. Это не помешало госпоже Каллас перевезти на новую квартиру механическое пианино, добавив к нему еще и фонограф, что позволило ей наслаждаться прослушиванием любимых оперных арий… Это привело к новому конфликту с супругом, поскольку тот предпочитал только греческую народную музыку! Радиотрансляционная сеть — в то время она еще не называлась радио — также давала возможность семье слушать бельканто, что, по-видимому, приобщило Марию к исполнительскому искусству. Здесь снова легенда вступает в свои права, и мы предоставляем слово матери Каллас: