Вслед за двумя спектаклями "Травиаты" она спела в трех постановках "Лючии ди Ламмермур" (с Бергонци и Фернанди в роли Эдгара). В опере Доницетти она была в лучшей, чем в прошлом году форме. Ее голос звучал "богаче и был более гибким" (Колодин), по окончании спектакля ее одну восемь раз вызывали на сцену. И тем не менее она была разочарована. Бинг даже не попытался предложить ей новую постановку оперы, так что ей не удалось показать ни вокального мастерства, ни драматического. По сравнению с "Ла Скала", где она всегда находилась в центре ансамбля, в Нью-Йорке она должна была играть роль звезды на фоне убогого сценического окружения. У нее даже не оказалось времени для серьезных репетиций с партнерами, с которыми ей еще ни разу не приходилось играть.
Каллас не было необходимости утверждать на сцене свой ранг primadonna assoluta, она скорее играла эту роль, и не в последнюю очередь за счет своих выступлений на телевидении. Она участвовала в ток-шоу Гая Гарднера, который уделил ей целую колонку в Нью-Йоркской "Геральд Трибюн" и охарактеризовал ее как "сердечную, искреннюю, приятную женщину, твердо стоящую обеими ногами на земле"; она могла быть какой угодно, но именно такой не была никогда. Эту новую роль еи навязала Эльза Максвелл, которая превзошла саму себя в организации выступлений "diva divina" или "величайшей примадонны мира" на званых вечерах и в салонах богатых и сильных мира сего; а ее хвалебные статьи в газетах лишь наносили певице вред. "Почему эту одаренную женщину, которая обладает столь возвышенной экспрессией в классических искусствах, так тиранит судьба, делая для нее недосягаемым счастье? В этом повинна - в чем я твердо убеждена - только ее мать".
Благодаря этому высказыванию, которое с жадностью подхватили бульварные листки, Евангелия Каллас приобрела весьма сомнительную популярность, что дало повод Гаю Гарднеру поинтересоваться у певицы, отчего она не наймет агента, который позаботился бы о ее имидже. Все, что она могла бы сказать - возразила певица, - она может только спеть. Вне всяких сомнений, это прекрасный ответ, однако для нее было бы лучше, если бы ей вообще не задавали подобных вопросов.
Переговоры с Рудольфом Бингом о ее очередных гастролях в "Метрополитен Опера" прошли неудачно. Каллас настаивала на том, чтобы выступить в новой опере. После долгих дебатов сошлись наконец на "Макбете" Верди. Не было единства в выборе других партий. По сообщению Арианны Стасинопулос, Бинг даже предложил ей спеть партию Царицы Ночи в "Волшебной флейте" Моцарта. Так и не достигнув взаимопонимания с Бингом, - что, как выяснилось в дальнейшем, было ошибкой с фатальными последствиями, - Мария Каллас вылетела в Испанию. Там она выступила с одним концертом. Потом она приняла участие в гала-сезоне театра "Сан Карлос" в Лиссабоне и дважды спела Виолетту в "Травиате" под управлением Франко Гионе. Существует запись одного из представлений, в котором партию Альфреда исполнял молодой Альфредо Краус. Пять представлений в "Ла Скала" "Пирата" Винченцо Беллини в мае 1958 года с дирижером Антонино Вотто, с Франко Корелли (в роли, ставшей звездной для Рубини) и Этторе Бастьянини принесли триумф, хотя сценическое оформление (Пьеро Дзуффи) и режиссура (Франко Энрикес) оказались весьма посредственными. После заключительной сцены безумия миланская публика рукоплескала ей в течение двадцати пяти минут. Временами "резкое и неестественное" звучание голоса (Питер Драгадзе из "Мьюзикал Америка") она компенсировала музыкальностью, обаянием и великолепной техникой. Это был последний вечер из семи сезонов, которые вошли в анналы самых блистательных представлений "Ла Скала". Лишь "Ла Скала" создавала для нее благоприятные условия, способствующие полному раскрытию ее гения.
Но ее короткий искрометный взлет нельзя считать столь сияюшим. Мария Каллас, как ни одна из певиц "Ла Скала", умела разжигать страсти. Она пробуждала ревность и зависть, а зачастую и вызывала склоки. Не все ее коллеги были такими разумными и великодушными, как Тотти даль Монте. Тосканиниевская Лючия двадцатых годов пришла после представления оперы Доницетти в гримерную своей преемницы по роли и, заливаясь слезами, призналась, что лишь на этом спектакле она поняла, сколь неверным было ее представление об этой роли.
Некоторые другие дивы в беседах с Ланфранко Распони критически, а иногда даже пренебрежительно отзывались о Марии Каллас, при этом зависть служила увеличительным стеклом для зачастую ошибочных аргументов. Елена Николаи подчеркивала у Каллас прежде всего "отсутствие среднего регистра". Хильда Конецни противопоставляла Марии Каллас свою венскую коллегу Марию Немет, утверждая, что Немет вообще не надо было менять регистры. Лина Пальюги говорила, что многие восхищались Каллас, но никто не любил ее. "А как же иначе? - удивлялась она. - Каллас платила за дружбу резкостью и потому окончила жизнь в застенках своих дорогостоящих парижских апартаментов. В какой-то степени хорошо, что она не дожила до старости, потому что на вершине славы она была всегда желчной и озлобленной... Ну что это за жизнь, когда тебя не окружает человеческое тепло?" Джина Чинья, которая за семнадцать лет до Каллас записала на пластинку "Норму" Беллини, противопоставляла гречанке другую диву: "Каллас не дотягивала до Клаудии Муцио. Рядом с Муцио меркли героини других актрис, рядом с Каллас - ни одна. Я не отрицаю, что гречанка обладала "beaucoup de chien", но боже мой! Она же пела тремя голосами!" На удивление корректно и по-деловому отозвалась о Каллас Рената Тебальди. Она не только отказывалась занять пустой трон после ухода Каллас - "мой отказ несомненно будет неправильно истолкован, я пою исключительно из любви к искусству и уж ни в коем случае не против кого-либо", - но и подчеркивала, что гречанка "отразила в своем творчестве целую эпоху... она настаивала на том, чтобы петь все, и пела. Сегодня почти каждая певица пытается идти по ее стопам, но, к сожалению, беззуспешно...". Аугуста Ольтрабелла, известная дива веризма, оценивала Каллас с позиций собственных ролей: "Почему она не ограничивалась исключительно репертуаром колоратурного сопрано? Тут она производила сенсацию, но в других диапазонах ее вокальные упражнения были просто манипуляцией" Джульетта Симионато, в свою очередь, отмечала: "Я восхищалась многими актерами, однако перечислить всех просто невозможно. Несомненно, Каллас привнесла что-то новое в нашу профессию, так сказать, дала другие параметры. По отношению ко мне Мария держалась безукоризненно и всегда была корректной. Когда мы дуэтом пели "Норму", я всегда... брала верхнее до... В одном интервью Мария выказала удивление по поводу того, что критика не выражает мне за это благодарность. Она была до кончиков ногтей ПРИМАДОННА, но она бывала и необычайно трудной, и при этом очень чувствительной и умной... Я находила ее интерпретации бесконечно драматическими, но они никогда не волновали меня".