И это ни в коей мере не утрирование, когда Ардойн отмечает, что эти лекции могли и должны были вызвать огромный ин терес у инструменталистов. Пианисты, например, Владимир Горовиц и Клаудио Аррау всю жизнь отмечали в себе негаснуший интерес к пению и говорили, что они моделируют "тон" своей игры через звучание человеческого голоса, а фразировку - через дыхание певца. Нельзя забывать, что Фридерик Шопен советовал своим ученикам-пианистам ходить на представления Генриетты Зонтаг и Джудитты Пасты и черпать полезное из этих представлений. Конечно, очень впечатляет, когда Каллас говорит о себе и прежде всего о своем искусстве драматического выражения через пение. Бывали моменты, что мы опять-таки видно из обеих пластинок, когда Каллас пела фразы и секвенции сначала резким и затем сразу пламенным голосом, чего не мог достичь ни один из учеников.
Менее удачной оказалась ее попытка выступить в роли режиссера. В апреле 1973 года она поставила на сцене туринского театра "Реджо" оперу Верди "Сицилийская вечерня", произведение, в котором она дебютировала. Она настояла на том, чтобы координирующим директором был Джузеппе ди Стефано, и это послужило поводом для дирижера Джанандреа Гавадзени отказаться в дальнейшем от участия в постановке, не получившей большого признания. Франко Дзеффирелли дал ее работе трезвую оценку, сказав, что можно учить лишь тому, чему обучен сам, но она никогда в жизни "не училась, как физически владеть сценой и контролировать ее". Очевидно, задача придумать постановку и осуществить ее на сцене была Каллас не по плечу. Через интуицию можно петь и играть актерски, но никак нельзя управлять пением и драматической игрой.
Однако интуиция подвела ее, когда она поддалась на уговоры Джузеппе ди Стефано, который промотал, растратил понапрасну свой талант, а не израсходовал, не сжег его, как она, и отправилась в сентябре 1973 года в концертное турне. Тенор заявил, что у него нет более страстного желания, чем "вернуть к жизни Марию Каллас, потому что без сцены, без музыки она заживо погребенный человек". И Каллас с отчаянным безрассудством - если можно так выразиться - пустилась в эту авантюру, впутавшись в запоздалую связь со своим прежним партнером, рискнула петь с певцом, чей голос звучал только при максимальном напряжении, в то время как свой голос она должна была осторожно ограничивать; она рискнула петь сольный концерт в сопровождении фортепьяно, когда, как известно, выпирает любая неточность; очертя голову кинулась в эту отчаянную игру, хотя точно знала, что ее пение всегда требовало драматического контекста: сцену и оркестр. Когда был объявлен концерт в Лондоне - с него должно было начаться турне, - в "Ройял Фестивал Холл" поступило со всего мира двадцать пять тысяч предварительных заявок. Би-Би-Си намеревалось транслировать концерты, фирма EMI обеспечивала звукозапись. За три дня до концерта Мария Каллас отказалась от выступления. Официально она сделала это по совету глазного врача. Но скорее всего просто поняла безрассудство своей затеи.
Турне началось 25 октября в Гамбурге. Для автора данной книги это было первое знакомство с певицей. Впечатление осталось ужасное, и до сих пор еще оно тяжелее отзывается в памяти, чем 16 сентября 1977 года. В этот день преисполненный благоговения мир потрясла весть о ее смерти.
Двуликая
Тот страждет высшей мукой, Кто радостные помнит времена В несчастии.
Данте, "Божественная комедия " (Ад. Песнь V. Строки 121-123. Перевод М. Лозинского. — Прим. ред. )
Мария Каллас не узнала себя в портрете, написанном с нее. В результате разговоров и слухов, критики и рекламы, скандалов и афер, восхищения и презрения получился чужой, искаженный образ. Но существует все же здравомыслие реальности, существуют и истинные причины отчуждения и искажения. Они заключаются в том, что она и в жизни и профессионально — аутсайдер. Когда в конце сороковых — начале пятидесятых годов она вышла на сцену, в ней свершилась реинкарнация примадонны — типа Аделины Патти, Нелли Мельбы, Мэри Гарден и Марии Ерицы, перед которыми преклонялись, кем восхищались, кого почитали. Примадонна по определению стоит вне общества. Это существо, состоящее из надменности и высокомерия, самомнения и таланта, темперамента и дисциплины. Она должна уметь, если не обладает подавляюще красивым и технически безупречным голосом, проявить драматический талант и как магнитом притягивать к себе людей. Она не может жить обычной, стандартной жизнью; ей отказано в обыкновенных радостях. Отказано потому, что этого не позволяют гордость и тщеславие, а также самоуверенность и повышенная чувствительность. Умение и силы вести такую жизнь подпитываются — как у многих других гениальных личностей - энергией, которая, по мнению Вольтера, является демонической, нее заложены также компенсирующие элементы. Мария Каллас была в детстве уродливым ребенком, честолюбивая мать вечно понукала свою дочь, которая постоянно испытывала страх - прежде всего перед большим скоплением людей, перед толпой, публикой - и должна была собрать все свое мужество, чтобы не только преодолеть боязнь перед конкретными трудностями и препятствиями, но и просто гнездящийся в ней внутренний страх. Ее жизнь превращается в борьбу. Не было ничего или почти ничего, что не составляло бы для нее трудностей, ничего, что доставалось бы ей легко.
Когда она завоевала главенствующее место, которое она горделиво назвала словом "трон", она не накинула на себя тот ложный покров скромности, который, как утверждал Гёте, является уделом простолюдинов. Она реагировала на все спонтанно, яростно, агрессивно, гордо, беспощадно, а иногда дерзко. Но разве в восприятии людей, полных слабости, раздражения, зависти к тем, кто умнее, лучше, сильнее, эти последние не выступают заносчивыми или как раз дерзкими? Если внимательнее вдуматься, то многие из ее скандалов являются не чем иным, как следствием ее прямоты и решительности, реже - ее импульсивности, но едва ли простым капризом. Мария Каллас прославилась своими пресловутыми капризными отказами от выступлений. Как же соотнести этот факт с тем, что с 1950 года она спела в "Ла Скала" 157 представлений и только дважды отказалась от выступления? Верно то, что с ней, как выразилась Кэрол Фокс, всегда бывало трудно, когда речь шла о подписании договора, но едва только она принимала на себя обязательства, театр, устроители концертов, коллеги обретали в ней абсолютно надежного художника и музыканта, наделенного беспримерной ответственностью.
Не только продюсер Вальтер Легге, суровый в работе, иногда беспощадный и даже жестокий, считал ее безупречным человеком; ею восхищались великие колоссы искусства, будь то Туллио Серафин или Виктор де Сабата, Лукино Висконти или Франко Дзеффирелли, Леонард Бернстайн или Герберт фон Караян. Она относилась к своей работе самокритично, вплоть до самобичевания, в связи с этим порою возникали ссоры, например, с Борисом Христовым и Джузеппе ди Стефано, потому что она хотела дольше репетировать, тщательнее отрабатывать сцены, нежели те, кто в этом больше нуждался. Никто не может помнить, чтобы она хоть раз пришла на репетицию неподготовленной; это был бы действительно настоящий скандал – при том, что сегодня такие скандалы стали перманентными. В своих чувствах и отношениях к коллегам, друзьям, партнерам она проявляла радикализм. Любовь и ненависть, как выразился Висконти, существовали в ней в абсолютных проявлениях.