Еще больше затрудняет дело то обстоятельство, что и голос, и музыкальность, и темперамент у каждой певицы - дело особое. Голос Дженет Бейкер был меньше, нежнее, чувствительнее, чем, к примеру, у Оттилии Метцгер или Эбе Стиньяни; ее темперамент не полыхал столь ярким пламенем, как у Кончиты Супервиа или Астрид Варнай; однако стоит услышать ее в партии Орфея в опере Глюка или в плаче Ариадны Клаудио Монтеверди, чтобы Почувствовать неподдельное внутреннее волнение, подлинный пафос, которого не хватает всем этим певицам. Голос Биргит Нильсон или Эми Шуард - нечто иное, чем голос Ренаты Тебальди или Миреллы Френи; бельканто Джоан Сазерленд или Мэрилин Хорн — нечто иное, чем бельканто Марии Каллас или Магды Оливеро. Дивой, однако, - а нужно ли говорить, что слово "дива" означает "богиня"? - может стать лишь та певица, что по законам чудесной алхимии сплавляет в себе воедино все перечисленные выше качества, добродетели, особенности и черты и что осмеливается жить в вечной опасности, как все великие, - говоря словами того же Ницше, позволяет загнать себя в одиночество славы.
Если следовать всеобщему стремлению к классификации, нужно сказать, что примадонны бывают двух видов: дива пения и дива искусства. Разницу между ними выражает не слишком остроумная, но расхожая шутка о том, что дива пения перед выходом на сцену в роли Маргариты в опере Гуно выводит трели и осматривает свой костюм, а дива искусства читает Гете. Однако дива пения немыслима без художественного мышления, а дива искусства - без выдающегося голоса: голос Каллас даже самые горячие поклонники не могли признать безупречным, но это не помешало Тито Гобби сказать, что она иногда пела так, как нам дано услышать лишь раз в жизни.
Критикам Джоан Сазерленд или Монтсеррат Кабалье можно возразить, что совершенное звукообразование само по себе является художественным достижением огромного значения. С другой стороны, даже в тех случаях, где стремление к яркой выразительности, своего рода яростная экспрессия, негативно сказывалось на технической стороне пения (Лотта Леманн, Клаудиа Муцио, Аня Силья или Магда Оливеро), основой выразительности все же оставалась техника, управление голосом. Одним словом, упразднение певческой техники и артистического контроля приводит к эстетической катастрофе. На закате карьеры, когда время уже успело транспонировать голос примадонны на один-два тона вниз, хождение по канату вокала оборачивается балансированием на острие бритвы.
Не знаю насчет величия, но, по крайней мере, историческое значение исполнителя становится явным из литературы, написанной о нем или им самим. Мемуары Бруно Вальтера, Фрица Буша, Томаса Бичема, Григория Пятигорского - важные культурно-политические документы. Попытки выдать себя за то, чем не являешься на самом деле, в них встречаются редко. То же можно сказать и о "Незавершенном странствии" Иегуди Менухина.
Зато большинство книг о Тосканини можно обозначить английским термином "книжка для чаепития": они представляют собой не что иное, как претенциозные рекламные издания, предназначенные для почитателей, избирающих себе кумира по велению нарциссистского инстинкта. Удивителен и одновременно закономерен тот факт, что первую дельную биографию Тосканини написал человек, никогда не встречавшийся с ним, а именно - Харви Сакс. Большинство биографий и так называемых "автобиографий" певцов, написанных неведомо кем, вызывают у читателя стойкую эстетическую оскомину, Будь то "Кири" (Те Канава), "Больше чем дива" (Рената Скотто), “Мря история" Паваротти или "Оперные люди" (описанные Кристианом Штайнером в стиле глянцевых журналов). О Марии Каллас написано не меньше двадцати книг, причем многие из них — с единственной целью посмаковать "непристойности", по выражению Хельмута Шмидта. Толковые книги принадлежат| перу Джорджа Еллинека (издание осуществилось уже в 1960 году !) и Пьер-Жана Реми (1978). Нельзя не отметить "Наследие Каллас" Джона Ардойна и составленную Джеральдом Фитцджеральдом биографию в фотографиях и интервью, в которой слово получили почти все известные коллеги певицы. Арианна Стасиинопулос обещает взгляд "За легенду", но на деле творит миф. Даже собранное ею огромное количество биографических деталей, касающихся прежде всего теневой стороны жизни и карьеры Каллас, не извиняет полной беспомощности в подходе к художественному феномену Марии Каллас.