Сколь бы полезной ни считалась деятельная жизнь, она тем не менее была полна забот и треволнений. И лучшее тому подтверждение — отрезвляющие слова самого Христа, обращенные к Марфе: «Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом» (Лк. 10: 41). Джордано Пизанский развил их дальше: «Деятельная жизнь неизменно сопряжена с беспокойством… ибо сколько забот доставляют семейная жизнь, домашнее хозяйство да и многое другое? Невозможно даже ответить». Разбирая место из Евангелия «А одно только нужно» (Лк. 10:42), Джордано далее говорит, что такие проявления деятельной жизни, как соблюдение поста, ношение вретища, совершение паломничества, брак и работа в лечебницах, не столь существенны для спасения души, нежели созерцание[287]. Более того, по его словам, «в деятельной жизни человеку выпадает много случаев совершить смертный грех». В качестве примера он приводит паломничество (один из способов искупления грехов в деятельной жизни), при совершении которого неосмотрительных людей ожидает западня:
Некий пилигрим совершает паломничество в Сантьяго и, прежде чем прибывает туда, впадает в один смертный грех или, возможно, два, а затем три либо, быть может, больше. Ну и какой прок от такого паломничества?…Вот почему я никому не советую отправляться в подобные путешествия или паломничества, либо посещать святые места, ибо от них больше вреда, нежели блага. Люди шатаются туда-сюда, ложно принимая дорогу, по которой идут, за проложенную Господом. Вы обманулись: это не тот путь. Соберитесь с мыслями, предавайтесь думам о Создателе, проливайте слезы из-за своих грехов и несчастья, постигшего вашего соседа, — это куда полезнее, чем любые ваши странствия[288].
Альдобрандино Кавальканти (ум. в 1279 г.) — приор доминиканского монастыря Санта-Мария Новелла во Флоренции, проповедовал то же самое: «Тот, кто легко избегает капканов на земле, всегда полон дум о небесах»[289]. Доменико Кавалка выступил в защиту деятельной жизни мирян, сделав следующий вывод: «Если бы спаслись только те, кто предается созерцательной жизни, спасшихся было бы немного, и все же это лучшая участь; от деятельной же жизни больше проку»[290].
Деятельная жизнь, стало быть, хороша тем, что полезна, но и в ней, как явствует из слов проповедников, хватает изъянов и опасностей. Хотя деятельная жизнь и была по сравнению с созерцательной ее бледной тенью, она никогда так не ценилась, как в более поздний период Средневековья. В огромной степени это заслуга Папы Иннокентия III, обеспокоенного духовным благополучием мирян. Однако постарались на этом поприще также и нищенствующие монахи вместе с теми из мирян, кто стремился к подобной жизни. В предыдущей главе мы изучили то, как образ Марии Магдалины стал символом смешанной и апостолической жизни нищенствующих монахов; там же мы рассмотрели, как они использовали ее образ в качестве примера для мирян. Сколь бы ни восхищались деятельным образом жизни в более поздний период Средневековья, людям, в большинстве своем, и даже Доменико Кавалка — его защитнику, пришлось признать, что созерцательная жизнь благородней[291]. Ну что ж, не пора ли нам приняться за рассмотрение этой более достойной жизни и ее величайшего примера — Марии Магдалины.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
СОЗЕРЦАТЕЛЬНАЯ ЖИЗНЬ (VITA CONTEMPLATIVA)
Мария же избрала благую часть.
Мария Магдалина начала созерцательную жизнь в Вифании — у ног Иисуса, — когда, восхищенная, сидела и внимательно слушала каждое слово его. Христос похвалил ее за то, что она выбрала созерцание, а не действие, сказав; «Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее» (Лк. 10:42)[292]. Джордано Пизанский и другие проповедники истолковали это высказывание следующим образом: деятельная жизнь, хоть и полезна, мимолетна; созерцательная же жизнь продолжается вечно[293]. Предметом рассмотрения данной главы является то, как проповедники использовали образ Марии Магдалины в качестве символа «благой части», превратив ее из внимательной ученицы Иисуса в настоящего средневекового мистика. Здесь я также объясняю, почему новые монашеские ордена отождествляли себя с образом предающейся созерцанию мистической Марии Магдалины.
287
La vita attiva, 16. Следует заметить, что такие же мысли встречаются и в послании Иеронима к Евстахию (Пос.22). Надо сказать, что современник Джордано и его коллега по цеху, Доменико Кавалка, переводил это послание, желая ознакомить с ним мирян, на итальянский язык. Его перевод был издан вместе с переводом Диалогов
289
«Facile evadit laqueos in terris qui mentem habet in celis». MS BAV Borgh. 175, f. 29v;
291
I frutti della lingua, под ред.
292
Средневековые проповедники под давлением авторитета Григория Великого считали, что Мария Магдалина и Мария из Вифании — это одно и то же лицо. См. гл. 1, где я рассматриваю образ святой в представлении Григория Великого.