Выбрать главу

Хотя проповедники и изощряли свою фантазию по поводу того, как Мария Магдалина тешила свое тщеславие, они ни разу не перешли рамки, установленные для них Григорием Великим. Иногда они, правда, придумывали что-нибудь новое. Так, например, Агостино д’Анкона обвинял Марию Магдалину в том, что она безрассудно тратила свое достояние на шутов и актеров, а Ремиджио де Джиролами высказал предположение, что в ее грехах были также повинны уши, нос и ноги ее[408]. Впрочем, в большинстве случаев проповедники оставались верны предложенному Папой Григорием Великим перечню того, чем тешила свое тщеславие Мария Магдалина.

Драматурги времен позднего Средневековья, напротив, не были столь щепетильны. Не удовольствовавшись григорианским перечнем, они сочинили, будто Мария Магдалина только и делала, что предавалась пустым удовольствиям. Они изображали ее женщиной, ведущей духовно бедную жизнь, наполненную только развлечениями, песнями, танцами и всевозможными увеселениями[409]. В пьесе шестнадцатого столетия Мария Магдалина показана женщиной, погруженной в мирскую суету, — совершенной противоположностью благочестивой Марфе, пришедшей к сестре и умолявшей последнюю послушать проповедь Иисуса. Мария Магдалина, занятая приготовлениями к пиру, ответила на сестрину просьбу резкой отповедью: «Видишь, я занимаюсь подготовкой к пиру — песнями, музыкой и танцами для развлечения гостей, — и потому оставь меня в покое»[410].

Особо осуждали средневековые проповедники танцы. Жак де Витри (ум. в 1240 г.) — самый даровитый проповедник, яростно нападал в своих проповедях на все его формы. Он, уподобляя исполнение женщинами песен и танцев бесовской литургии, говорил следующее: «Женщина, ведущая хор, — это капеллан дьявола; те же, кто ей отвечает, — его священники»[411]. Другой проповедник так осуждающе отозвался о невинном хороводе: «В центре этого танца стоит дьявол, и все двигаются к погибели»[412].

Проповедники говорили, что поведение Марии Магдалины до обращения, в том числе и танцы, следовало осуждать, а не брать в качестве примера. Однако были, конечно, и те, кто считал иначе, и тому доказательством является случай, произошедший в 1249 году и описанный в журнале посещений епископа Евдея Риго. Наведавшись в монастырь Вийарсо, где вместе с тремя мирскими сестрами проживали двадцать три монахини, Евдей пришел в ужас от их беспорядочного образа жизни, не отличавшегося от того, какой вела Мария Магдалина до своего обращения. В дисциплинарном послании, отправленном в монастырь, Евдей предостерегал:

Мы запрещаем украшать шафраном покрывала, из тщеславия завивать волосы, носить пояса из серебра или иных металлов либо шкурки гагар и диких животных, отпускать волосы ниже ушей.

Кроме того, мы запрещаем вам устраивать фарсовые представления, как вы издавна поступаете на праздник Невинных младенцев и блаженной Марии Магдалины, наряжаться в светскую одежду либо танцевать друг с другом или с мирянами[413].

Непослушные сестры из Вийарсо, очевидно, полагали, что праздник Марии Магдалины не может обойтись без проявления тщеславия, легкомыслия и танцев — несмотря на настойчивое и усиливающееся осуждение со стороны проповедников. Танцы и впрямь настолько сроднились с образом Марии Магдалины, что к началу Нового времени ее именем даже называли балеты[414]. Хотя гравюра Лукаса ван Лейдена начала шестнадцатого столетия и называется «Танец Марии Магдалины», здесь не показан танец; что на ней изображено, так это отсутствие — до обращения — у Марии Магдалины духовных интересов. Отправившись за город на passaggiata, держа под руку своего спутника, Мария Магдалина окружена со всех сторон влюбленными парочками, сценами охоты, музыкантами и общим грубым весельем[415].

Хотя эта тема была популярна в проповедях и религиозных драмах Средних веков, но в отличие от барокко в средневековом искусстве изображение пышно и модно одетой Марии Магдалины, еще не ступившей на путь истинный, редко встретишь. В Италии только два фресковых цикла посвящены ее сладострастной жизни до обращения — и то с изъятиями. В цикле начала пятнадцатого столетия, украшающем стены одноименной церкви в виноградниках под Больцано, она пышно разодета, с откровенным разрезом на юбке до бедра и с меховой опушкой вдоль выреза платья и по подолу. Ее сопровождает поклонник, тоже одетый по моде того времени. Справа от нее стоит встревоженная Марфа, которая, по-видимому, упрекает свою сестру (рис. 25)[416]. В Кусиано она изображена в пышном наряде, в компании поклонников, под ногами ее надпись на национальном языке, гласящая: «Как Мария Магдалина проводила дни свои в замке, утопая в роскоши и предаваясь тщеславию мира» (рис. 26)[417]. Также эта сцена встречается на священнической ризе, на которой были вышиты эпизоды из ее жизни, причем изображение это уникально. Здесь сидящая Мария Магдалина в роскошном одеянии и претенциозном головном уборе окружена поклонниками со звериными головами, угодливо держащими перед ней ручное зеркало, в которое она смотрится (рис. 27)[418]. Театральность этой сцены наводит на мысль, что она родилась в результате просмотра религиозных драм, в которых, как нам известно, данному эпизоду из ее жизни уделялось особое внимание.

вернуться

408

Агостино: «Fuit crudelis et insensibilis cum ipsa divicas sibi a patre eius relictas non pauperibus et indigentibus sed ioculatoribus et hystrioonibus largiretur». MS Angelica 158, f. 122r; RLS 1: 126. Pe-миджио: «Prius aures ad verba carnalia et mundana nunc ad verba spiritualia et divina. Prius nares ad adores florum et unguentorum nunc odores morum… Prius pedes ad discursus vagos, nunc ad accessus devotos ad Christum. Denique totum corpus ad luxuriam nunc ad sanctimoniam. Unde Gregorius in Omelia». MS Flor. Naz. Conv. Sopp. D. 1. 937, f. 232r.

вернуться

409

Перечень таких сцен в средневековой драме см. Гаскинс Мария Магдалина, с.103–168.

вернуться

410

«Un miracolo di Santa Maria Maddalena» в сочинени Алессандро д’Анкона Sacre rappresentazioni dei sacoli XIV, XV e XVI, 3 т. (Florence: Successori le Monnier, 1872), т. 1, с. 395. Ср. Conversione di Maria Maddalena e resurrezione di Lazzaro (автор неизвестен, 15-й в.), в Le sacre rappresentazioni italiane. Raccolta di testi dal secolo XIII al secolo XVI (место издания не указано: Бомпиани, 1942 г.) О средневековой драме см. Карл Юнг Драма средневековой церкви, 2 т. (Оксфорд: Кларендон Пресс, 1933 г.; переиздано в 1951 г.)

вернуться

411

Цит по К. Касагранде Защищенная женщина, с. 85.

вернуться

412

Цит по Лекое де ла Марш Кресло, с. 447, прим. 2.

вернуться

413

Журнал записей Евдея Руанского, перев. Сидни М. Браун, под ред. Иеремии Ф. О’Салливан (Нью-Йорк: издательство Ко-лумбиеского университета, 1964 г.), с. 49–50.

вернуться

414

См. Я. Colin Slim Music and Dancing with Mary Magdalen in a Laura Vestalis в The Crannied Walclass="underline" Women, Religion and the Arts in Early Modern Europe, под ред. Креега А. Монсон (Энн Арбор, штат Мичиган: издательство Мичиганского университета, 1992 г.), с. 139–160.

вернуться

415

Экземпляры этой гравюры, датированное 1519 годом, есть в Уффици и Британском музее. Она встречается как в La Maddalena tra sacro e profano, под ред. Марилены Моско (Милан: Мондадори, 1986 г.), с. 257, так и в Марии Магдалине Гаскинс, рис. 24.

вернуться

416

Этот цикл воспроизведен в брошюре Гельмута Стампфера, посвященное этой церкви, La chiesa di Santa Maddalena presso Bolzano (Больцано, 1988 г.).

вернуться

417

Авторство данного цикла, созданного между 1470 и 1497 годом, приписывают братьям Джованни и Баттиста Басченис ди Аверариа. Об этих фресках см. Quinno Bezzi Gli affreschi di Giovanni e Battista Baschenis di Averaria nella chiesa di S. Maria Maddalena di Cusiano, Studi Trentini 49 (1970): 358–371.

вернуться

418

Об этой ризе см. гл. 2. Поклонники Марии Магдалины, наверно, потому изображены со звериными головами, что похоть, внушаемая ее красотой, превращала их в животных.