Уставы всех монастырей строго предписывали, как одеваться и говорить, тем более к обители для convertite в Авиньоне. Поступившие сюда женщины наряжались не в дорогую, как в своей прежней жизни, одежду, они носили одинаковые и свободные одеяния из «белой шерстяной ткани, не тонкую и не дорогую». Им в отличие от доминиканских монахинь того времени не разрешалось подбивать свои накидки мехом[500]. Также не могли они спать голыми (либо вместе), и за отступления от этих правил их сажали на хлеб и воду[501]. Одежда (или отсутствие таковой) являлась системой знаков, не допускавшей двусмысленности. «Честные вдовы» служили образцом для сестер Марии Магдалины, которые, одеваясь, как и они, не носили «ничего вызывающего или ценного, чтобы внешняя честность отражала их внутреннюю чистоту, являвшую пример добродетельной жизни»[502].
Речь тоже тщательно регулировалась, и в Авиньоне более чем где бы то ни было. Проповедники считали, что женщины говорят «много и о пустяках», и доказательством существования такого воззрения являются монастырские уставы[503]. Сестрам предписывалось вести смиренную и скромную беседу, воздерживаясь от «доставляющих удовольствие, гордых, путаных и праздных» речей[504]. Их речи должны были призывать окружающих к покаянию и благотворительности в пользу общины. Как мы уже узнали в прошлой главе, сестры должны были исполнять хором антифон «О Apostolorum apostola» после утрени, обедни и вечерни[505].
В отличие от Перпиньяна планировка авиньонского монастыря подчеркивала общность и уединение монашеской жизни. В Авиньоне женщины спали в общих спальнях, где им не разрешали ни пить ни есть. В Перпиньяне у сестер были отдельные спальные комнаты с прилегающим закутком для трапезы[506]. Монахини в Авиньоне не покидали пределов монастыря. В Перпиньяне clausula не существовала, институт questa, сбор пожертвований парами странствующих монахинь на нужды монастыря, исключал возможность строгой изоляции от мира[507].
Пребывающие в миру монахини, как неоднократно говорили проповедники и моралисты, подвергаются опасности, и доказательством тому — случай, происшедший в перпиньянском монастыре Марии Магдалины. 21 ноября 1394 года сестра Антония Рича, представшая перед собранием капитула, созналась настоятельнице в том, что «согрешила, будучи за стенами настоящего монастыря, я зачала и родила дочь по имени Иоанна, являющуюся дочерью Беренгара Кавенеллеса, приходского священника из церкви Святого Иакова»[508]. Благодаря проповедникам времен позднего Средневековья мы уже узнали достаточно, чтобы понять, чья тут вина.
Проблема пола, Pala dette Convertite и «Золотая легенда»
Проблема пола, использованная в Средние века для того, чтобы контролировать женщин, подчинять и управлять ими, повлияла также и на построение vita Марии Магдалины, самым известным и распространенным примером которой является «Золотая легенда» Иакова Ворагинского. Показательно то, что данный «канонический» текст появился почти одновременно с первыми приютами для женщин. Свойственный для таких институтов общественный и нравственный контроль находит свое отражение и в легенде о Марии Магдалине, сочиненной Иаковом Ворагином. Мне хотелось проиллюстрировать связь идеологии пола, агиографии и социального института на примере Pala delle Convertite, запрестольного образа, заказанного для convertite Флоренции и нарисованного Сандро Боттичелли и его учениками в 90-е годы пятнадцатого столетия[509]. Задуманное как средство для погружения в созерцательное состояние оно также является дидактическим инструментом. Изображения сцен с Марией Магдалиной, позаимствованных преимущественно из «Золотой легенды», показывают все этапы на пути от покаяния к спасению, которые должна была пройти раскаявшаяся проститутка. Все ее действия постоянно ограничивались или одобрялись мужской священнической властью. Симоне Фидати да Каскиа, страстный проповедник и основатель данного монастыря, вероятно, не смог бы лучше передать настроение, запечатленное в этой картине.
500
506
Авиньон:
509
См.