А вот как Бертран турский в иеликопостной проповеди, которую он также прочитал и в праздник Марии Магдалины, выходит из этого положения:
Ибо хотя до смерти Христа и учреждения таинства исповеди искренней скорби вкупе с телесными либо даже духовными слезами было достаточно для прощения грехов, как это происходит здесь, в случае с Марией Магдалиной и Петром (Лк. 22); однако после смерти спасителя, когда было введено таинство исповеди, искренней скорби и слез мало, а обязательно нужна устная исповедь: произносится она перед тем, кто обладает властью связывать и разрешать[595].
Так он рассказывает о том, как со временем изменилась роль исповеди. Папа Иннокентий III, председательствовавший на Соборе, принявшем декрет о таинстве исповеди, был гораздо дерзновенней, когда решал вопрос об отсутствующей исповеди. Язык его проповедей был таким же повелительным и категоричным, как и проводимая им церковная политика. Если евангелисты не потрудились записать исповедь Марии Магдалины, тогда, от ее имени, он выскажет то, что было у нее на сердце:
Господь, не негодуй на свою служанку за то, что я вопреки приличиям ворвалась сюда, что я, не стыдясь, стою здесь, что я горько жалуюсь в разгар праздника, что я проливаю слезы посреди пиршественных блюд, что я несчастна среди гостей, что я мешаю тем, кто возлежит; я не в силах дольше терпеть это. Я не в силах долее откладывать. Я не в состоянии ждать до конца пира.
Ибо нужда становится только сильней, беспокойство возрастает, боль не утихает, страх усиливается, бремя греха давит на меня, канаты напастей все сильней обвивают меня, вина мучает меня, совесть терзает меня. Я, Господи, несчастная женщина, презренная женщина: без порядочной репутации, известная своей порочностью, развращенная телесно и духовно, полная злодеяний и обремененная грехами… Я признаю, и я понимаю, что заслуживаю только порицания, гибели и вечных мук; но ты, Господь, прояви ко мне свое милосердие, ведь ты явился ради неправедных, ты ведь пришел облегчить путь грешникам. Да, я не достойна того, чтобы быть услышанной, но ты, Господь, достоин выслушать и поэтому выслушай недостойную женщину, ибо я не ведаю, что мне еще предпринять, и могу лишь излить свою скорбь в слезах[596].
Большинство проповедников тринадцатого и четырнадцатого столетий, в том числе Альдобрандино Кавальканти, не обладали дерзновенностью Иннокентия III; они предпочитали по-прежнему окольными путями обходить препятствие, то есть отсутствие исторически достоверного текста исповеди[597]. Хотя найденный Иннокентием III прием — воссоздание текста исповеди — и не прижился в проповедях, он привился в литературе. Как в vita Кавалки, так и в францисканском сочинении «Размышления о жизни Христа» Мария Магдалина долго, жалостливо кается в своих грехах[598]. Исповедь, сочиненная Иннокентием III, предвосхитила появление литературного жанра, где центральным местом становится исповедь Марии Магдалины[599]. В тексте, датируемом приблизительно 1474 годом, редактор-автор одной такой исповеди, высказавшись во вступительном абзаце о почтительности и набожности Марии Магдалины, начинает исповедь со слов: «Вот начало святой исповеди». Затем идет ее текст, написанный от первого лица и состоящий из семнадцати стихов, где Мария Магдалина кается во всех мыслимых в пятнадцатом столетии грехах. Услужливый редактор-автор, вновь появившись только в последних двух абзацах, сообщает нам, что «Мария Магдалина исповедалась на горе Ла Бом»[600].
По воле судьбы Мария Магдалина, не оставившая после себя ни одной исторически достоверной записи устной исповеди, прочно ассоциируется в посвященных ей легендах (в живописной и литературной формах) с этим таинством и связанными с ним чудесами. При первом чуде молодой мужчина, перечислив на свитке все свои грехи, кладет его на алтарь святой. Не успел он этого сделать, как они были вычеркнуты из книг «небесной канцелярии». Эта сцена воспроизведена и соответствующим образом озаглавлена в «Leggendario Ungherese» (рис. 34)[601]. Второе чудо исповеди связано с солдатом, ревностным почитателем Марии Магдалины, павшим на поле брани. Его родители, скорбя у его могилы, упрекнули святую за то, что она позволила ему умереть без покаяния. Ответ Марии Магдалины был мгновенным. Она подняла его из гроба, после чего он попросил пригласить священника, исповедался, причастился и умер с миром[602]. Хотя данный мотив в живописи явление редкое, эта сцена встречается в «Leggendario Ungherese» (рис. 35) и в капелле Пипино в церкви Святого Петра а Маиэлла в Неаполе, где Мария Магдалина изображена в монашеском одеянии (рис. 36)[603].
595
«Quamvis enim ante mortem Christi et sacramentalis confessionis institutionem sufficerent ad istam peccati remissionem dolor cordi cum lachrymis corporalibus vel etiam mentalibus, sicut apparuit de ista magdalena hie et de petro. Luc. xxii. Ex quo tamen fuit instituta sacramentalis confessio post mortem salvatoris, non sufficiunt… ad peccati remissionem dolor cordis cum lachrymis, sed requiritur necessario verbalis confessio: peccati expressio facta coram illo qui potest solvere et ligare». Проповедь 217, Sermones Bertrandi de tempore et de sanctis. Una cum quadragesimali epistolari. (Страсбург: Георг Хуснер, ок. 1500 г.), с непронумерованными страницами.
596
«Noli, Domine, indignari ancillae tuae quod importuna me ingero, quod impudens adsto, quod inter delicias gemitus prodo, quod inter epulas lacrymas fundo, quod contristo convivas, quod impedio discumbentes; non possum amplius sustinere, non possum differre, non possum usque post convivium expectare, quia necessitas urget, anxietas angit, amaritudo conturbat, terret formido, moles peccatorum me premit, funes iniquitatum me constringunt, culpa me torquet, conscientia me mordet. Ego sum, Domine, infelix femina, misera mulier, turpis notitia, turpitudine nota, foetens corpore, foeta mente, plena sceleribus, onerata peccatis… Confiteor et cognosco quod digna sum confusione, perditione, damnatione; sed tu, Domine, miserere, qui pro miseris advenisti, propitiare qui pro pecccatoribus descendisti. Ego quidem indigna sum exaudiri; sed tu, Domine, dignus es audire, ideoque indignam exaudi, quia quidquid ultra possim ignoro nisi quod in conspectu tuo dolorem lacrymis manifesto». MS BAV Arch/ Cap. S. Petri D. 211, ff/ 79r—79v. Этот отрывок взят из проповеди, которая вскоре будет опубликована полностью. См. главу 2, прим. 52.
597
Мне известны только две проповеди, где воссоздан текст исповеди Марии Магдалины. Авторство первой проповеди некогда приписывали
598
Meditations on the Life of Christ: An Illustrated Manuscript of the Fourteenth Century, перев.
599
La confessione di Maria Magdalena (Padua: Alberto di Stendal, ок. 1474 г.), 1. См. также La confessione di Maria Magdalena (Венеция и Тревизо: Анджело Ригеттини, 1621 г.) и La rappresentazione et conversione di Santa Maria Maddalena (Venice: Alessandro de’Vecchi, 1606).
601
Золотая легенда, т. 1, с. 382. Ремиджио: «Item ponentem cedulam sub palla altaris». MS Flor. Naz. Conv. Sopp. D. 1.937, f. 232r;
602
Золотая легенда, т. 1, с. 382. Перегрин де Оппельн пересказывает это чудо (а заодно и большую часть легенды) в своей первой праздничной проповеди, произнесенной в день Марии Магдалины.
603
MS BAV Vat. lat. 8541, f. 104r. Об убранстве и покровителях капеллы Пипино см.