– Лукас, чертов сын!
– У меня с собой отменный нож, сразу и освежуем, – предложил Тибурсио.
– Не в том дело, дружище, беда, что этот чертов трус утащил сумку с едой, а наш бедный друг наверняка хочет есть… да и я не прочь… только здесь на угощение надеяться нечего.
Но желанная кошелка оказалась цела, точно указывая, с какого места сбежал Лукас. Обрадованный Хосе подтащил сумку поближе к нам и стал развязывать ее, велев Тибурсио наполнить речной водой кокосовые посудины.
В сумке оказалось белое и золотистое чокло,[20] свежий сыр и великолепно зажаренное на вертеле мясо; все это было тут же разложено на платановых листьях.
Затем Хосе извлек завернутую в салфетку бутыль с темно-красным вином, хлеб, чернослив и вяленую смокву, сказав:
– Всему свое место.
Из карманов появились ножи. Хосе разрезал и раздал нам мясо, – вместе с чокло это было царское угощение. Мы прикончили вино, на хлеб и не взглянули, а чернослив и смоква моим товарищам пришлись больше по вкусу, чем мне. Не обошлось и без панелы[21] – услады путников, охотников и бедняков. Вода была холодная как лед. После этого лесного банкета задымились мои ароматные сигары.
Хосе благодушествовал, а Браулио теперь наконец решился пригласить меня в посаженые отцы.
Тибурсио с завидной ловкостью освежевал ягуара, вырезав сало, которое нужно было ему для какой-то неведомой цели. Мы разложили по заплечным мешкам шкуру, голову и лапы зверя и отправились в обратный путь. Хосе взвалил на плечо мое ружье вместе со своим, свистнул собак и пошел впереди. По временам он останавливался и еще раз вспоминал какую-нибудь подробность охоты или отпускал новое проклятие по адресу Лукаса.
Легко понять, что женщины, едва мы показались вдали, принялись нас считать и пересчитывать; даже когда мы были уже совсем близко от дома, они все еще не знали, радоваться или бояться, ведь мы изрядно задержались, а по доносившимся до них выстрелам они догадались о грозившей нам опасности.
Первой выбежала навстречу заметно побледневшая Трансито.
– Убили его? – крикнула она.
– Да, дочка, – ответил ей отец.
Все окружили нас, засыпая вопросами; прибежала даже старая Марта, держа в руках наполовину ощипанного каплуна.
Лусия, подойдя ко мне, спросила, где мое ружье, и когда я показал его, прошептала:
– И ничего с вами не случилось?
– Ничего, – ласково ответил я, проведя зеленой веточкой по ее губам.
– А я уж думала…
– Не приходил сюда этот дуралей Лукас? – спросил Хосе.
– Нет, не видели, – ответила Марта.
– А где же убитый зверь? – сказала, заставив наконец всех замолчать, сеньора Луиса.
– Здесь, тетушка, – отвечал Браулио. С помощью невесты он принялся развязывать мешок, а сам тем временем что-то тихонько ей рассказывал. Она посмотрела на меня с особым выражением, побежала в комнату за табуретом и усадила меня на террасе, откуда все было хорошо видно.
Когда в патио расстелили огромную бархатистую шкуру, женщины невольно вскрикнули. Но когда на траву выкатилась голова, они в ужасе попятились.
– Но как же вы убили его? Расскажите! – воскликнула сеньора Луиса. – Что это вы все как в воду опущенные?
– Расскажите, расскажите нам, – просила и Лусия.
Тогда Хосе, взяв в руки голову ягуара, сказал:
– Зверь бросился было на Браулио, а тут сеньор (кивнул он на меня) всадил ему сюда пулю.
Он показал дыру, красовавшуюся прямо посреди лба.
Все повернулись ко мне, и каждый взгляд был еще одной наградой за мою ловкость.
Хосе, продолжая рассказ со всеми подробностями, осматривал раненых собак и вздыхал о тех, что погибли.
Браулио с помощью Тибурсио растягивал' на земле и прибивал колышками шкуру.
Женщины вернулись к своим делам, а я прилег вздремнуть в столовой на скамье, где Трансито и Лусия подстелили мне вместо тюфяка шерстяные пончо. Вскоре я заснул, убаюканный журчанием реки, гоготом гусей, блеянием отары на ближних холмах и пением девушек, стиравших в ручье белье. Природа успокаивает нас, как любящая мать, когда душой нашей овладевает печаль; а если нас приласкает счастье, она нежно нам улыбается.
Глава XXII
…Мы предались воспоминаниям…
Уступив просьбам моих друзей, я пробыл у них до четырех часов и после долгих прощаний отправился в путь вместе с Браулио, который вызвался проводить меня. Он нес мое ружье, а через плечо перебросил какой-то мешок.
Дорогой я заговорил о его скорой свадьбе и счастье в будущей семейной жизни, – ведь сразу видно, как Трансито его любит. Он слушал меня молча, но улыбка его была выразительнее слов.