Довольная моим ответом, она добавила:
– Отлично. Надеюсь, все будет хорошо.
И, снова проверив, не нужно ли мне еще что-нибудь, она ушла.
То, что Браулио назвал образцами минерала, на деле оказалось не чем иным, как головой ягуара; прибегнув к этой хитрости, он заставил меня принести домой наш охотничий трофей.
Позже, из рассказов родных, я узнал, что произошло в столовой.
В то время как подали кофе, явился Хуан Анхель и, сказав, что я скоро приду, сообщил отцу о содержимом мешка. Отец, желая узнать мнение дона Херонимо о найденном кварце, велел негритенку достать его; тот принялся развязывать мешок и вдруг с криком ужаса отскочил в сторону, как испуганный олененок.
Все стали допытываться, что случилось. Хуан Анхель, прижавшись спиной к стене и вытаращив глаза, показал рукой на мешок и завопил:
– Ягуар!
– Где? – вскрикнул дон Херонимо и, пролив кофе, вскочил с проворством совершенно неожиданным, принимая во внимание размеры его круглого живота.
Карлос и мой отец тоже встали, Эмма и Мария прижались друг к другу.
– В мешке! – проговорил негритенок.
Все успокоились. Отец осторожно вытряхнул мешок и, увидев выкатившуюся на каменные плиты голову, невольно отступил назад; дон Херонимо тоже. Упершись руками в колени, он провозгласил:
– Чудовищно!
Карлос подошел, чтобы рассмотреть голову вблизи.
– Ужас!
Прибежавший на шум Фелипе влез на табурет. Элоиса вцепилась в руку отца. Хуан, чуть не плача, пытался залезть на колени к Марии, а она, такая же бледная, как Эмма, в тревоге смотрела на горы, надеясь увидеть меня.
– Кто же убил его? – спросил Карлос.
– Ружье хозяина.
– Как ружье хозяина? Само? – переспросил дон Херонимо, смеясь и снова усаживаясь на место.
– Не знаю, хозяин, но только ньор Браулио сказал сейчас там, на горе, что обязан ему жизнью…
– А где же Эфраин? – спросил обеспокоенный отец, поглядывая на Марию.
– Остался там, в ущелье.
В эту минуту вернулась в столовую мама и, совершенно забыв, что уже видела меня, испуганно воскликнула:
– Ах, сынок мой!
– Он уже возвращается, – успокоил ее отец.
– Да, да, я знаю, – отвечала она, – но как же они убили это чудовище?
– Вот куда угодила пуля, – сказал Карлос, наклоняясь и показывая дыру на лбу ягуара.
– Возможно ли? – спросил дон Херонимо у моего отца, закуривая сигару от уголька. – Неужто вы позволяете Эфраину такие забавы?
Отец ответил ему с довольной улыбкой:
– Я недавно заказал ему медвежью шкуру – на пол у моей кровати, а он, очевидно, предпочел подарить мне шкуру ягуара.
Мария прочла в глазах мамы, что можно не беспокоиться. Взяв Хуана за руку, она направилась в гостиную, но испуганный малыш уцепился за ее юбку и не давал ей идти; пришлось взять его на руки. Выходя, она укоризненно сказала:
– Все плачешь? Ай, как стыдно! Разве мужчины боятся!
Покачиваясь в кресле и выпуская изо рта клубы дыма, дон Херонимо бросил в ответ:
– Ну, этот тоже будет убивать ягуаров.
– Подумать только, Эфраин стал охотиться на хищных зверей, – сказал Карлос Эмме, садясь рядом с ней, – а в пансионе не выпускал и дробинки по воробьям. Ах нет, вспоминаю, он недурно стрелял во время прогулок на озеро Фонтибон. А часто он так охотится?
– Раньше ему случалось, – отвечала сестра, – убивать вместе с Хосе и Браулио молодых медведей и прекрасных волков.
– А я-то собирался пригласить его поохотиться завтра на оленей и прихватил даже с собой английское ружье…
– Он будет очень рад доставить вам удовольствие; если бы вы приехали вчера, то и сегодня отправились бы на охоту вместе.
– Ах, да!.. Если бы я знал…
Тут, очевидно, покончив с перепавшими ему на кухне лакомыми кусочками, в столовую явился Майо. При виде головы ягуара он замер, потом, ощетинив шерсть, осторожно прошелся вокруг и наконец обнюхал ее. Рванувшись с места, он обскакал галопом весь дом, вернулся в столовую и тоскливо завыл: он нигде не нашел меня; инстинкт подсказывал ему, что я подвергался опасности.
Вой Майо взволновал моего отца; он верил в иные приметы и предвестия, так и не избавившись до конца от предрассудков.
– Майо, Майо, что с тобой? – проговорил он, гладя собаку, и воскликнул с нетерпением: – Что же это мальчик не идет?
Но в это время я уже входил в гостиную, одетый так, что ни Трансито, ни Лусия не узнали бы меня даже вблизи.
Мария была здесь. Мы едва успели обменяться приветствиями и улыбкой. Хуан, сидевший у Марии на коленях, пролепетал, показывая на дверь;
– А там бука.
И я вошел в столовую улыбаясь, в полной уверенности, что малыш говорит о доне Херонимо.
Мы крепко обнялись с Карлосом, который поднялся мне навстречу; в эту минуту я почти забыл обо всех муках, перенесенных из-за него в последние дни.