Карлос, Хуан Анхель и я встали на склоне. И тут мы увидели, как мимо нас промчался олень, преследуемый одной из собак Хосе, и бросился вниз по теснине раньше, чем мы ожидали.
У Хуана Анхеля от радости засверкали белки глаз, и он открыл в улыбке свои ослепительные зубы. Хотя я велел ему сидеть в теснине, на случай если олень вернется обратно, он вместе с Браулио, держась почти наравне с нашими лошадьми, помчался через поля и овраги, отделявшие нас от реки. Едва олень бросился в воду, как собаки потеряли след, он же не стал спускаться вниз по течению, а поплыл вверх.
Карлос и я спешились, чтобы помочь Браулио.
В беготне вдоль реки мы потеряли больше часа. Наконец до нас донесся звонкий лай, внушивший надежду, что собаки снова напали на след. Однако Карлос, выбравшись из зарослей лиан, в которых запутался неизвестно как и когда, уверял, будто этот болван, его слуга, видел, что олень поплыл вниз по течению.
Тут Браулио, которого мы совсем было потеряли из вида, закричал так громко, что, несмотря на дальность расстояния, все его услыхали.
– Идет, идет! Оставьте там одного с ружьем. Выходите на открытое место, олень возвращается к Онде.
Слуга Карлоса остался у реки, а мы с Карлосом вскочили на коней.
В это время олень выбрался из воды на большом расстоянии от собак и побежал по направлению к дому.
– Слезай с коня, – крикнул я Карлосу. – Подстереги его у ограды.
Карлос так и сделал, а когда олень, оказавшийся совсем маленьким, из последних сил перепрыгнул через садовую ограду, прицелился и выстрелил: олень даже не остановился. Карлос застыл в изумлении.
В эту минуту подбежал Браулио, а я, соскочив с коня, бросил поводья Хуану Анхелю.
Из дома все было видно. Дон Херонимо с ружьем в руках перелез через перила галереи, собираясь стрелять по оленю, но, к счастью, запутался в цветах на клумбе и чуть не упал, а в это время отец успел остановить его:
– Осторожно! Осторожно! Разве вы не видите, все идут следом!
Браулио бежал за олененком, чтобы помешать собакам разорвать его.
Перепуганный, ошалевший беглец вскочил на галерею и забился под диван, откуда Браулио вытащил его, когда мы с Карлосом подошли, уже не торопясь. Мне охота доставила большое удовольствие, но Карлос не мог скрыть своей досады, что упустил добычу и потратил выстрел зря.
Эмма и Мария робко подошли и погладили олененка, умоляя не убивать его. А он, будто чувствуя защиту, смотрел на них испуганными влажными глазами и тихонько мычал, как, наверное, мычал, подзывая мать. Олененок был помилован, и Браулио предложил отвести его обратно в родные места.
Когда все успокоилось, Майо приблизился к пленнику, обнюхал его с безопасного расстояния и снова спокойно растянулся на ковре в гостиной; несмотря на не очень достойное поведение старого пса, я все же приласкал его.
Браулио собрался возвращаться в горы. Прощаясь, он сказал мне:
– Ваш друг взбеленился, но я это сделал нарочно: пусть в другой раз не издевается над моими собаками.
Я спросил, что это значит.
– Да я был уверен, – объяснил Браулио, – что вы уступите ему первый выстрел, вот я и вложил патрон без пули в ружье дона Карлоса, когда заряжал его.
– Ты поступил очень дурно, – заметил я строго.
– Больше этого не будет, с ним, во всяком случае, – вряд ли он захочет еще раз охотиться с нами… А сеньорита Мария надавала мне столько подарков для Трансито. Я так благодарен, что она согласилась быть у нас посаженой матерью… Не знаю только, как сказать ей: вы уж сами все передайте…
– Ладно, передам, не беспокойся.
– Прощайте, – сказал он, от души протянув мне руку, а другую все же почтительно поднеся к полям шляпы. – До воскресенья.
Он вышел из патио и, прижав двумя пальцами нижнюю губу, пронзительно свистнул, подзывая собак.
Глава XXVII
А куда подевались цветы?…
До сих пор мне удавалось избегать всяких разговоров с Карлосом о тех намерениях, что в недобрый час привели его в наш дом.
Но едва мы остались вдвоем в моей комнате, куда он увел меня, сославшись на желание отдохнуть и вместе почитать, я понял, что настала пора не очень приятного объяснения, от которого я пока столь искусно ускользал. Он прилег на мою кровать, жалуясь на жару; я предложил послать за фруктами, но он сказал, что они ему вредны после перенесенной лихорадки. Я подошел к шкафу и спросил, что бы нам почитать.
– Прошу тебя, не надо ничего читать, – ответил он?.