Ей казалось настолько естественным мое желание провести с ней хоть часок в вечернее время, что она и не думала отказывать мне в этом, ничуть не скрывая, какое удовольствие доставляли ей наши встречи. В гостиной или столовой она всегда берегла для меня место рядом с собой, а игра в шашки или карты давала нам предлог побыть наедине. Мы объяснялись больше улыбками и взглядами, чем словами, и глаза ее, светясь чарующей нежностью, встречались с моими.
– Видел ты своего друга сегодня утром? – спросила она, пытаясь прочесть ответ на моем лице.
– Да. А почему ты спрашиваешь об этом сейчас?
– Потому что раньше не было случая.
– А зачем тебе это знать?
– Он просил тебя отдать ему визит?
– Да.
– И ты поедешь к нему?
– Конечно.
– Он очень любит тебя, правда?
– Да, я всегда был в этом уверен.
– И сейчас тоже?
– А почему бы нет?
– И ты любишь его так же, как в школьные годы?
– Да. Но почему ты заговорила об этом сегодня?
– Просто мне хочется, чтобы ты всегда оставался его другом, а он твоим… Но ты не должен ему ничего рассказывать.
– О чем?
– Ну, об этом.
– Да о чем же?
– Сам понимаешь… Ты ничего не говорил ему?
Меня забавляло, что она стеснялась спросить, говорил ли я Карлосу о нашей любви, и я недоуменно сказал:
– Первый раз не могу понять тебя.
– О, святая дева! Как ты не понимаешь? Ну, говорил ли ты ему, что…
И так как я выжидательно смотрел на нее, с невольной улыбкой наблюдая за ее детскими усилиями побороть себя, она наконец сказала:
– Ладно, можешь не отвечать, – и стала складывать столбиками шашки.
– Если не будешь смотреть на меня, я не расскажу, о чем говорил с Карлосом.
– Что ж, хороню… рассказывай, – отвечала она, стараясь не опускать глаза.
– Я открыл ему все.
– Ах! Неужели все?
– Разве это плохо?
– Нет, так и надо было… Но почему же ты не сказал ему раньше, чем он приехал?
– Отец запретил мне.
– Да, но тогда бы он и не приехал. Разве не лучше было бы?
– Разумеется, лучше. Но я не должен был этого делать. А сейчас он остался доволен нашим объяснением.
– И он по-прежнему тебе друг?
– Ведь никакой причины нет рвать нашу дружбу.
– Да, я не хотела бы, чтобы из-за этого…
– Карлос тебе очень признателен, как мне того и хотелось.
– Значит, вы расстались, как обычно… И он уехал довольный?
– Довольный, насколько это возможно в его положении.
– Но я ни в чем не виновата, нет?
– Нет, Мария. И он относится к тебе с тем же уважением, что и раньше.
– Если он в самом деле любит тебя, так и должно быть. А знаешь, почему все так хорошо кончилось с этим сеньором?
– Почему?
– Только не смейся!
– Не буду.
– Да ты уже смеешься!
– Это не над тем, что ты скажешь, а над тем, что уже сказала. Говори, Мария.
– Так случилось, потому что я очень горячо просила об этом святую деву, после того как мама мне все рассказала.
– А если бы святая дева не исполнила твоей просьбы?
– Это невозможно: она всегда исполняет все, о чем я ее прошу. На этот раз я так горячо молилась, я была уверена, что она услышит меня. Мама собирается уходить, – добавила она, – и Эмма совсем засыпает. Видишь?
– Ты хочешь уйти?
– А что же мне делать?… Вы и завтра будете так много писать?
– Кажется, да.
– А если придет Трансито?
– В котором часу она придет?
– Передавала, что в двенадцать.
– К этому времени мы кончим. До завтра!
Она ответила мне теми же словами, но удивилась, когда я хотел захватить платочек, который она держала в протянутой мне руке. Мария не понимала, каким сокровищем был для меня маленький надушенный платочек, и не уступала мне этот дар, пока не пришли дни горя, когда нам суждено было не раз смешивать наши слезы.
Глава XXX
Сегодня будет не так, как вчера
На следующее утро я писал под диктовку отца, а он тем временем брился; ради этого занятия он никогда не прерывал начатую работу, хотя и предавался ему с величайшей тщательностью. И сейчас еще можно было догадаться, как прекрасны были в молодости его вьющиеся волосы, поредевшие только над лбом. Но отцу они показались слишком длинными. Приоткрыв дверь на галерею, он позвал мою сестру.
– Она в саду, – откликнулась Мария из рукодельной. – Вам что-нибудь нужно?
– Поди тогда ты, Мария, – ответил отец, пока я давал ему на подпись несколько законченных писем. – Хочешь ли поехать завтра в долину? – спросил он меня, подписывая первое письмо.
– Еще бы!
– Отлично. Дела там много: если мы поедем вдвоем, управимся гораздо быстрее. Надеюсь, сеньор А. напишет со следующей почтой о времени своего отъезда, – и так уж он запоздал с сообщением, к какому дню следует тебе готовиться. Заходи, дочка, – добавил он, повернувшись к Марии, которая остановилась перед приоткрытой дверью.