День уже клонился к вечеру, когда мы с отцом стали подниматься по зеленому пологому склону, возвращаясь домой в горы. Табуны кобыл, которые паслись на обочинах дороги, испуганно фыркая, уступали нам путь, а кулики взлетали из прибрежных кустов, словно пытаясь напугать нас своим криком и резкими взмахами крыльев.
Мы уже ясно видели западную сторону галереи, где собралась, поджидая нас, вся семья; отец снова напомнил мне, что необходимо скрыть причину нашего запоздания и держаться спокойно.
Глава XXXIV
Зачем ты так торопишься?
Однако на галерее были не все: среди собравшихся я не нашел Марии. Недалеко от ворот в патио, слева от нас, возвышался большой камень, с которого видна была вся долина. На камне стояла Мария, а Эмма уговаривала ее сойти вниз. Мы подъехали к девушкам. Распущенные волосы Марии блестящими темными локонами падали на зеленое муслиновое платье; присев, чтобы ветер не развевал ее широкую юбку, она уверяла сестру, которая потешалась над ее неудачными попытками спуститься:
– Но ты ведь видишь, я не могу.
– Как же тебе удалось сюда забраться, доченька? – спросил отец, смеясь и удивляясь.
Мария, смущенная своей проделкой, поздоровалась с нами и ответила:
– Да ведьмы были одни…
– Другими словами, – перебил ее отец, – нам следует уехать, и тогда ты спустишься. А Эмма как спустилась?
– Подумаешь, какая трудность, если я ей помогла.
– Просто я не боялась.
– Тогда поехали, – сказал, обращаясь ко мне, отец. – Но только будь осторожна, девочка…
Он отлично понимал, что я останусь. Взгляд Марии говорил мне: «Не уходи». Отец снова сел в седло и направился к дому, моя лошадь побежала следом за ним.
– Вот здесь мы вскарабкались, – проговорила Мария, показывая мне трещины и уступы в скале.
Когда я взобрался наверх, она протянула мне руку. Вряд ли эта дрожащая ручка могла мне помочь, но я поспешил ухватиться за нее. Я присел у ног Марии, и она сказала:
– Видишь, что мы натворили. Что скажет папа? Подумает еще, что мы обе с ума сошли.
Я смотрел на нее не отвечая. Блеск ее глаз, избегавших моего взгляда, и легкая бледность подтверждали, что она так же счастлива, как я.
– Я уйду одна, – повторила Эмма; на первую ее угрозу мы даже не обратили внимания, и она отошла на несколько шагов, делая вид, что и впрямь собирается уходить.
– Нет, нет, подожди нас минутку, – взмолилась Мария, поднимаясь на поги.
Увидев, что я не двинулся с места, она спросила:
– Что же ты?
– Нам и здесь хорошо.
– Да, но Эмма хочет уйти, а мама ждет тебя. Помоги мне спуститься, теперь я не боюсь. Дай-ка сюда твой платок.
Она сложила платок и сказала:
– Держи за этот конец, а когда тебе не хватит руки, чтобы помочь мне, я ухвачусь за другой.
Убедившись, что никто не видит, как она спускается, Мария проделала все очень ловко и уже у подножья утеса крикнула мне:
– А теперь ты!
Выбрав место пониже, я спрыгнул с камня на траву и предложил ей руку, чтобы идти домой.
. – Ну, а если бы меня не было, как бы ты спустилась, Дурочка?
– Сама. Я как раз собиралась, когда ты подъехал, но побоялась упасть. Очень уж сильный ветер. Вчера мы тоже взбирались сюда, и я отлично спустилась. А почему вы так запоздали?
– Заканчивали дела, которые можно было решить только па месте. А ты что делала все это время?
– Хотела, чтобы оно скорей прошло.
– И больше ничего?
– Еще шила… и много думала.
– О чем?
– О том, о чем только думают, но не говорят.
– Даже мне?
– Именно тебе.
– Почему?
– Потому что ты это и так знаешь.
– А читать не читала?
– Нет, мне грустно читать одной, а потом – мне надоели рассказы из «Домашнего чтения» и «Вечеров на ферме». Я хотела почитать «Аталу», но ты говорил, что там есть одно место…
И она побежала вдогонку за опередившей нас Эммой.
– Погоди, Эмма… Зачем ты так торопишься?
Эмма приостановилась и, улыбнувшись, зашагала дальше.
– Что ты делала позавчера в десять вечера?
– Позавчера? Ах! – воскликнула она, остановившись. – Почему ты спрашиваешь?
– Мне тогда было очень грустно, я тоже думал о том, о чем думают, но не говорят.
– Нет, нет, ты можешь.
– Что могу?
– Можешь говорить.
– Расскажи мне, что ты делала позавчера, тогда и я скажу.
– Мне страшно.
– Страшно?
– Вероятно, все это пустяки. Мы сидели с мамой на галерее, вон с той стороны, я осталась с ней, потому что она жаловалась на бессонницу. Вдруг мы услышали, как стучит окно в твоей комнате; я подумала, что его оставили открытым, взяла в гостиной свечу и пошла посмотреть, в чем дело… Глупость какая! Меня страх берет даже при одном воспоминании.