– Это пустое: вероятно, я утром был слишком легко одет и простудился.
Руки и ноги у него были ледяные, лоб горел.
Через полчаса Мария и мама уже переоделись по-домашнему. Подали завтрак, но они не вышли в столовую. Когда я встал из-за стола, Эмма сказала, что отец зовет меня.
Лихорадка усиливалась. Мария стояла прислонившись к спинке кровати, Эмма рядом с ней, а мама сидела у изголовья.
– Зачем столько света, погасите какую-нибудь свечу, – говорил отец, когда я вошел.
Горела только одна свеча на столе, да и ту заслонял от него полог кровати.
– Вот и Эфраин пришел, – сказала мама.
Нам показалось, будто отец не слышит ее. Через минуту он проговорил как бы про себя:
– Другого выхода нет. Где же Эфраин? Надо отправить письма.
Я подошел и встал так, чтобы он видел меня.
– А, хорошо. Принеси все сюда, я подпишу.
Мама сидела опустив голову на руку. Мария и Эмма вопросительно поглядывали на меня, пытаясь понять, существуют ли в действительности эти письма.
– Когда вы отдохнете, мы все и отправим.
– Что за человек! Что за человек! – прошептал отец и впал в забытье.
Мама вызвала меня в гостиную.
– Мне кажется, – сказала она, – надо пригласить доктора, как ты думаешь?
– Полагаю, надо. Даже если лихорадка пройдет, его визит не помешает, а если…
– Нет, нет, – прервала она меня, – когда болезнь у него начинается так, это всегда серьезно.
Отправив слугу зa доктором, я вернулся к отцу. Он снова позвал меня.
– Давно ли вы вернулись?
– Больше часа.
– А где мама?
– Сейчас поищу ее.
– Ничего ей не говори.
– Конечно, сеньор, не беспокойтесь.
– Ты сделал приписку к письму?
– Да.
– И достал из шкафа всю корреспонденцию и расписки?
Его, несомненно, преследовала мысль о возмещении понесенного ущерба. Мама услыхала наш разговор и едва ей показалось, что отец задремал, спросила меня:
– У отца неприятности? Он получил дурные известия? Что это он скрывает от меня?
– Ничего не случилось и ничего от вас не скрывают, – ответил я, изо всех сил стараясь держаться естественно.
– Тогда что означает этот бред? И что это за человек, на которого он жалуется? О каких письмах говорит все время?
– Понять не могу, сеньора.
Мама моим ответам не поверила, но других я ей дать не мог.
В четыре часа приехал доктор. Жар не уменьшался, больной то бредил, то впадал в забытье. Все домашние средства против предполагаемой простуды не принесли никакого облегчения.
Доктор распорядился приготовить горячую воду и все необходимое для того, чтобы поставить отцу пиявки, и пошел вместе со мной в мою комнату. Пока он составлял лекарство, я попытался узнать его мнение о болезни.
– Возможно, это воспаление мозга, – сказал он.
– А что за боли в области печени?
– Одно к другому отношения не имеет, но и это нельзя упускать из вида.
– Значит, вам кажется, он серьезно болен?
– Обычно воспаление мозга начинается именно так. Но если захватить болезнь вовремя, часто удается остановить ее. Ваш отец был очень переутомлен последнее время?
– Да, очень. До вчерашнего дня мы объезжали фермы на равнине, и он много работал.
– А не было ли у него каких-либо неприятностей, серьезных огорчений?
– Думаю, я должен говорить с вами откровенно. Три дня назад он получил известие, что дело, на успех которого он очень рассчитывал, потерпело неудачу.
– И это очень его взволновало? Простите меня за расспросы, но это необходимо. Во время вашего учения, а еще чаще на практике у вас будет случай убедиться, что недуги, вызванные душевными страданиями, проявляются в симптомах других, более известных медицине болезней или же осложняются ими.
– Думаю, вы можете быть почти уверены в том, что несчастье, о котором я сказал, явилось главной причиной болезни. Но только должен предупредить вас – моя мать ничего об этом не знает, отец не хочет огорчать ее.
– Понимаю. Вы правильно сделали, рассказав мне все: поверьте, я найду способ осторожно воспользоваться вашим признанием. Очень сочувствую вам! Теперь картина стала для меня яснее. Пойдемте, – добавил он, беря стакан с лекарством, – надеюсь, это питье принесет ему облегчение.
Было уже два часа ночи. Температура не упала ни на градус. Доктор, который до этого времени сидел у больного, пошел отдохнуть, наказав вызывать его при малейшей тревоге.
В слабо освещенной комнате царила глубокая тишина Мама сидела в кресле у изголовья кровати. По движению губ и взгляду, устремленному на висевшее над дверью в гостиную изображение Христа, можно было понять, что она молится. Очевидно, по отдельным словам отца она догадалась о постигшей нас беде. Мария, откинув полог, опустилась на колени и пыталась согреть ноги больного, который снова стал жаловаться на холод. Я подошел к ней и тихонько сказал: