– Я и тебя старалась избежать… но… что-то в этом мире не просто так…
– Или же, наоборот, все слишком просто, а все в этом бояться признаться.
– Идем, философ, гулять по Невскому проспекту.
– Тебе тяжело от того, что я тебя люблю?
– Нет, не от этого мне тяжело.
– Что же тогда? Скажи, милая.
– Мне тяжело о того, что я тебя люблю…
Предчувствую Тебя. Года проходят мимо –
Все в облике одном предчувствую Тебя.
Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо,
И молча жду, – тоскуя и любя.
Весь горизонт в огне, и близко появленье,
Но страшно мне: изменишь облик Ты,
И дерзкое возбудишь подозренье,
Сменив в конце привычные черты.
О, как паду – и горестно, и низко,
Не одолев смертельные мечты!
Как ясен горизонт! И лучезарность близко.
Но страшно мне: изменишь облик Ты.
– Ох, все же нет! Прости меня, Витя, Витенька, Витя мой, милый мой, ненаглядный. Это все я! – неожиданно на всю улицу закричала Мария.
– О чем ты, Маша? – уже просто в ужасе воскликнул Виктор.
– Стихи. Почему ты выбрал их?
– Стихи? – удивился Виктор. – А что с ними… подожди, мы же обсудили и стихи и… после… Я бы тебя… я… не понимаю… стихи?
– Они же… Они… Ты обо мне. Ты чувствуешь меня. Как же такое может быть. Меня никто не может понять так, как… как ты?.. Для меня. Боже. Темно, тихо… это лишь доказывает… и боже, это еще страшнее…
– Маша, мы же, мы же обсудили, все недавно обсудили… Маша! Что с тобой?
Мария вдруг замолчала и поникла.
– Отвези меня в отель, – глухо произнесла она.
После того, как Виктор отвез Марию, он прибыл к себе в отель и, оказавшись один в номере, подошел балкону, погружая себя подобно Марии в глубину города, задумался о происшедшем за вечер. Его поразило все, что говорила Мария, все от ее слов о себе до ее отношения к стихам. Стихи! Виктор даже не помнил, что читал, но вкупе с откровениями Мария, они делали его состояние подавленным. Он упал на подушку и попытался заснуть. Через какое-то время он медленно встал, подошел к бару, достал бутылку виски, откупорил ее, налил себе стакан, выпил, не глядя, и тут же нырнул обратно под одеяло.
Будучи у себя в номере, Мария, упав на кровать, плакала в подушку. Через какое-то время она медленно встала, подошла к бару, достала бутылку виски, откупорила ее, налила себе стакан, выпила, не глядя, и тут же нырнула обратно под одеяло. Но никак не могла выбрать себе подходящего места. Вдруг она вскочила и подбежала к дверям балкона, открыла их, вышла наружу в одной ночной рубашке, оперлась на перила и бросила в пустоту так, что кроме нее этого никто услышать не мог:
– Витя, ты не спишь?
– Нет, дорогая, – будто послышалось ей.
– Умоляю, не открывай дверь, – плакала Мария.
– Я могу приоткрыть, – был ответ.
– Нет! – воскликнула Мария. – Извини, Витя. – Она опустилась на пол. – Я хочу тебя, – еле прошептала она.
– Что, любимая? – послышалось издалека.
– Я люблю тебя, милый, – сказала Мария и тут же бросилась обратно к себе в постель, проклиная все на свете. – Спокойно ночи!
– 24 –
Был у капитана Грибова приятель по школе милиции, давно покинувший органы, и живущий на данный момент именно в Санкт-Петербурге, о чем Мария знала с самого начала, и почему дала понять Климову, что найти Грибова не составит труда. Это был майор в отставке Семен Носов. В отставке он был давно и не по собственной воле. Он вел дела с представителями противоположного лагеря, с которых получал определенные проценты, в чем был в свое время уличен и выгнан из органов без раздувания излишней шумихи. Семьи у него не было, пенсии он был лишен, поэтому единственным его занятием оставалась связь с мелочью криминального мира, да ничем не заменимое пристрастие к алкоголю.
Найти Носова не составило труда. Нашел его Грибов в соответствующем утреннем подпитии и тут же предложил ему заработать десять тысяч долларов. Услышав такую сумму, бывший майор мгновенно протрезвел, и достал из загашника бутылку коньяка.
– Это дело нужно отметить! – объявил он.
– Подожди, Сема. Ты даже не знаешь, о чем речь, – приостановил его Грибов.
– Да какая разница, раз речь о таких бабках. Кстати, как тебя зовут, я все не могу запомнить?
– Коля, – ответил Грибов, понимая, что память у Носова отбита до школьных времен. Главное, чтобы он вспомнил то, о чем он намеревался его спросить.
– Коля. Уговорил. Сначала дело, потом дело другое.
– Ты готов меня выслушать? – серьезно начал Грибов.
– Спрашивай, что хочешь, – сказал Носов и плюхнулся на тахту.