— Они обыскивают дома, — прошептал генерал. — Очищают город. А когда обнаруживают кого-нибудь из наших бедняг-волонтеров, то пускают ему пулю в лоб.
Его слова подтверждались отдельными мушкетными или пистолетными выстрелами.
Говоря, дю Парке положил ладонь на руку капитана. Внезапно Сент-Обен почувствовал, как сжались пальцы генерала: дверь отворилась и в дом вошел солдат. В одной руке он держал тяжелый мушкет, который, очевидно, не успел перезарядить, а в другой — палаш.
Осторожно осмотревшись и не обнаружив признаков присутствия врага, солдат воткнул палаш в стол, нисколько не заботясь о причиняемом ущербе, и принялся разглядывать различные безделушки на полках шкафчика, явно завезенного из Франции. Два или три понравившихся ему предмета он сунул в карман, а потом, взяв в руки палаш и громко хрюкая при каждом ударе, начал наотмашь рубить стены и мебель.
Дю Парке и Сент-Обен не шевелились. Застыв, подобно статуям, они едва дышали и с трудом сдерживали себя, чтобы не пристрелить мародерствующего солдата. Тот уже собрался уходить, когда в дверях показался его товарищ.
— Никого? — спросил он.
— Никого. Я все обыскал.
Оба вышли, но почти сразу же второй солдат вернулся и выпалил из мушкета просто так, без всякой цели.
Вскоре после них в дом пришли трое других солдат. Они исследовали стены, потолок, обстановку. Один из них с силой пнул ножку стола, которая отломилась. Другой опрокинул шкафчик. Выдвижные ящики выпали, их содержимое рассыпалось по полу. Третий солдат направился к двери комнаты — где дю Парке и Сент-Обен сидели, стараясь сжаться в комочек, — и, вытащив из-за пояса пистолет, выстрелил наугад в темное помещение. Сент-Обен даже не моргнул глазом, когда пуля вонзилась в пол в нескольких дюймах от его ноги.
Другой солдат, который вышел на улицу, позвал снаружи:
— Пошли! Уже поздно. Никого больше не осталось.
Эти буйные визитеры были последними. Однако еще в течение двух с половиной тревожных часов генерал и его кузен, почти не разговаривая и не двигаясь, вели непрерывное наблюдение сквозь щели в стенах из пальмовых листьев. К заходу солнца дю Парке уже принял решение относительно дальнейших действий, а когда совсем стемнело, он и Сент-Обен, соблюдая осторожность, покинули дом и пошли прочь от города.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Чего Мелоди не предвидел
Дю Парке и Сент-Обен провели три дня и три ночи, скитаясь по сельской местности вокруг Бастера; все их попытки выбраться с острова потерпели неудачу. Питались они сахарным тростником и фруктами, которые повсюду росли в изобилии, и было достаточно ручейков, чтобы утолить жажду. Но всякий раз, пробираясь к берегу моря, они натыкались на дозорных, и, чтобы избежать пленения, они были вынуждены вновь отходить в глубь острова.
Дю Парке и Сент-Обену остались лишь два пути: укрыться в монастыре монахов-капуцинов, где они наверняка получили бы кровь и пищу и были бы недосягаемы для французских военных властей, или сдаться на милость победителя.
У первого пути были определенные преимущества. В монастыре генерал с кузеном могли с относительным комфортом подождать, пока монсеньор де Туаси или кто-нибудь еще в конце концов не одолеет де Пуанси. Второй путь как будто вообще не сулил каких-либо преимуществ.
Рассматривая альтернативные возможности, Сент-Обен заметил:
— Если мы сдадимся, откуда нам знать, как с нами поступит господин де Пуанси?
— Когда я говорил о сдаче, — ответил генерал, — то имел в виду вовсе не господина де Пуанси, а капитана Томаса Уорнера. Ведь он офицер, моряк и губернатор.
— А если он передаст нас де Пуанси?
— Придется рискнуть. Но я не думаю, чтобы человек таких моральных качеств, как Уорнер, обошелся подобным образом с пленными нашего звания, обратившимися к нему в поисках защиты.
И вот вечером на третий день скитаний дю Парке и Сент-Обен направились в сторону Бастера, намереваясь попросить убежища в расположенном рядом монастыре капуцинов. Найти его не составило труда, поскольку здание возвышалось на холме, а его деревянную колокольню было видно издалека. Однако по мере приближения к городской черте они обнаружили, что его улицы по-прежнему патрулировали солдаты, которые заходили в дома и расспрашивали о беглецах. Для генерала явился неприятной неожиданностью тот факт, что, по всей видимости, де Пуанси знал об их присутствии на острове и организовал на них настоящую охоту.
Дю Парке и его кузен благоразумно переждали, пока дозорные не закончат обход и не уйдут со своими фонарями в форт. Затем под покровом темноты они прокрались к монастырю. Но здесь их постигло новое жестокое разочарование. Хотя сама монастырская территория не патрулировалась, в непосредственной близости находилось столько дозорных, что подойти незамеченным к воротам монастыря было абсолютно невозможно. Мятежный генерал-губернатор, очевидно, предусмотрел все варианты и ходы.
— Послушай, кузен, — проговорил Сент-Обен с напускной веселостью. — Нам, мне кажется, не остается ничего другого, как пойти по второму пути и сдаться на милость капитана Томаса Уорнера.
— Боюсь, что ты прав!
И было не менее ясно, что делать это нужно немедленно, не откладывая в долгий ящик. Когда де Пуанси преследовал их буквально по пятам, долго раздумывать не приходилось. Генерал и капитан пересекли разграничительную линию между французским и английским секторами и, заприметив английского караульного, почти с чувством облегчения сдались ему, попросив доставить их к капитану Уорнеру.
Как только они переступили порог форта, караульный позвал нескольких своих товарищей, которые, обступив пленников, с подозрением разглядывали их. Рядом с безупречной красной формой солдат дю Парке и Сент-Обен являли собой особенно жалкое зрелище. Вскоре к ним присоединился офицер, и, окидывая пленников взглядом с головы до ног, с нескрываемым отвращением и презрением спросил по-английски:
— Вы французы? Враги монсеньора де Пуанси, я полагаю. Вы непременно будете наказаны. Кто вы такие? Вы офицеры?
— Сэр, — ответил дю Парке учтиво, — мы просим вас лишь об одном: сообщить капитану Уорнеру, что генерал дю Парке, губернатор, сенешаль и сеньор Мартиники, явился просить покровительства для себя и своего кузена капитана Сент-Обена.
И хотя генерал говорил на довольно ломаном английском языке, офицер отлично его понял и, пораженный, несколько отступил назад, чтобы лучше рассмотреть неожиданно попавшую к нему ценную добычу. Дю Парке заметил, как по его лицу проскользнула тень сомнения.
— Прошу вас, сэр, — проговорил генерал, которого покоробило бесцеремонное разглядывание, — вести себя как истинный джентльмен и поскорее доложить капитану о нас.
Какой-то момент офицер все еще пребывал в нерешительности, но потом все-таки послал солдата известить сэра Томаса. Ожидая его возвращения, офицер ни на секунду не спускал глаз со своих пленников.
К глубокому удивлению генерала, солдат вернулся не с капитаном Уорнером, а с приором Коксоном.
— Генерал! — воскликнул священник с притворным сочувствием. — В каком достойном сожаления положении я застаю вас!
— Сударь, — сказал дю Парке решительно, — военная фортуна обернулась против нас. Но по крайней мере мы не попали в руки противника. Поскольку хорошо вам известный человек — изменник и бунтовщик, выступивший против королевской власти, мы сочли за лучшее просить покровительства у капитана Уорнера, а не сдаваться де Пуанси.
— Сын мой, — сказал приор, — капитану о вас доложили. Он, я надеюсь, согласится принять вас.
Несколько откинувшись назад, священник внимательно посмотрел на потрепанную одежду пленников, и на его лице появилось выражение брезгливости.
— Но вы не можете пожаловать к нему в таком виде. В грязных и пыльных платьях.
— Вы забыли упомянуть еще и дыры, — съязвил дю Парке. — Грязь, пыль и дыры — непременный атрибут военной формы храбрых воинов, сражающихся в здешних местах. Скитания по окрестным колючим лесам не проходят бесследно.