Выбрать главу

Возможно, хотя, скорее всего, — нет. Катушкин — сердобольный. И он не оставил бы на улице беспомощную девушку — любую, а не только ВПЗР.

Примечание: Лучше бы Катушкину встретилась любая другая девушка! Или динозавр. Или археоптерикс. Тогда бы его жизнь сложилась по-иному. Не обязательно счастливее, но — по-иному…

Так или иначе, но ВПЗР тормознулась у Катушкина с мамахен и Шуриком почти на год. И уже через неделю после вселения начала устанавливать свои порядки. Мамахен (такая же сердобольная и безответная, как Катушкин) была выдворена на кухню, сама же ВПЗР угнездилась на фамильной кровати из красного дерева и прибрала к рукам фамильную же китайскую ширму с цаплями. Дислокация самого Катушкина изменений не претерпела: он как спал на раскладном кресле у двери, так там и остался.

К себе за ширму ВПЗР пускала лишь кота Шурика — просто потому, что не пустить его было невозможно: всеми правдами и неправдами животное просачивалось в вэпэзээровский угол, поскольку полюбило новую жиличку сразу и навсегда. Ни Катушкина, ни катушкинской мамахен для Шурика больше не существовало. Но нельзя сказать, что любовь эта была взаимной: ВПЗР терпела Шурика, не больше. А под конец — так и просто возненавидела за излишнюю прилипчивость. Тут-то бы Катушкину и призадуматься во второй раз, экстраполировать ситуацию на себя. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: любовь у ВПЗР никогда не бывает взаимной. Исключительно безответной, «а лучше бы ее и вовсе не было». Взаимная любовь, согласно теории ВПЗР, разжижает мозги и убаюкивает душу. В то время как душа должна страдать бессонницей и быть начеку, чтобы не прошляпить Великий Приход.

Великий Приход: он же — вдохновение, он же — божественное откровение, он же — внутреннее знание. И не одно, пусть и самое качественное соитие, не сравнится с этим умопомрачительным внутренним знанием. А кто думает по-другому есть пошлый обыватель. Лилипут. Человеческий перегной. Одним словом, «шайзе», как сказал бы склонный к немецким дефинициям Катушкин.

Очевидно, Великий Приход впервые настиг ВПЗР за ширмой у Катушкина. По его словам, Приход длился не меньше двух суток: все это время она что-то писала в замусоленной огромной тетради, без перерывов на сон и еду. Затем, когда время Прихода вышло, ВПЗР устроила общий сбор на кухне и зачитала присутствующим свой первый рассказ.

— Ну как? — спросила она у Катушкина и мамахен, когда последняя фраза была произнесена.

— Забористо, — только и смог вымолвить опешивший от дичайшего и довольно путаного потока сознания Катушкин. — Такое впечатление, что ты под кайфом писала. В натуре… Барбитуратов пережрала или кокса нанюхалась.

— Пшел вон отсюда! — парировала ВПЗР, никогда не терпевшая критики в адрес своих экзерсисов. — Быдлятина. Совок. Пигмей. Иди штудируй Сергея Михалкова, идиот!

— А ты что думаешь, мама? — Струхнувший Катушкин тут же попытался юркнуть под крыло мамахен. — Разве я не прав? Не прав?

Мамахен, эта святая женщина (и по совместительству — сотрудница университетской библиотеки), отнеслась к эпи столярию ВПЗР гораздо более благосклонно, чем сын.

— Местами похоже на Джойса, — задумчиво сказала она. — А местами — на Кортасара. Читали Кортасара, деточка?

— Слышала, что есть такой писатель.

— Вы его почитайте, почитайте. Получите истинное наслаждение.

— С Кортасаром понятно, наслаждение и все такое… Хотя наслаждение можно получить и в другом месте. А со мной-то что?

— Добавлю сюда еще Генри Миллера… И — уж вы не обижайтесь — Чарльза Буковски.

— Да плевать на Буковски. Это ведь мой текст. Мой, а не его.

— У вас есть талант. Определенно, — наконец-то вынесла свой вердикт припертая к стенке мамахен.

— Большой или так себе — перевод бумаги?

— Никто не может сказать это наверняка.

— Ну это же просто! — с полоборота завелась ВПЗР. — Талант либо большой, либо его нет вообще. Чего уж тут кота за яйца тянуть?

— Вы талантливы, — сдалась мамахен. — Дерзайте. А время все расставит на свои места.

— Может, послать это в какой-нибудь журнал? Вдруг опубликуют?

— Я бы не рискнула…

— А я рискну. Обо мне все заговорят, вот увидите. Год, максимум два — и вы еще сами гордиться будете знакомством со мной. Экскурсии водить… По местам боевой славы.

— Боюсь, что до этого светлого дня я не доживу. — Мамахен, в отличие от юной ВПЗР, смотрела на жизнь трезво.

Так оно и вышло впоследствии: для того чтобы стать хотя бы мало-мальски известной, ВПЗР понадобилась целая куча времени. Даже за вычетом провальных девяностых. Катушкинская мамахен, как и обещала, до бешеной популярности своей жилички не дожила, скончалась от инсульта за месяц до выхода ее первой книги. Но еще успела подарить ВПЗР компьютер — первый в ее жизни. Этот компьютер ВПЗР так и назвала — «мамахен» (совершенно неожиданный реверанс в сторону покойной, учитывая что ВПЗР никогда не помнит добра. И на благодарность кому бы то ни было не способна в принципе).