Когда капитан в очередной раз пробегал мимо, дю Парке ухватил его за руку.
- Отправьте посланца в форт, - сказал он. - Пусть пришлют сюда солдат. Бунт нужно подавить сразу же. Если рабы на острове прослышат о нем, нам не сдобровать! Бунт сродни эпидемии; - Вспыхнув, он распространяется, как пламя по пороховой дорожке.
- Два человека - срочно на берег! - заорал капитан. - Вызовите солдат.
Подбежал матрос с глазами, почти вылезшими из орбит от страха. Запинаясь, он пролепетал, что в трюме уже почти все пленники вылезли из оков. На люки так жмут, что они вот-вот не выдержат и проломятся. Тут капитан быстро сообразил, что вырвавшуюся на палубу разьяренную толпу ничто уже не остановит. И тем не менее, он еще колебался. Потеря груза, конечно, большой удар, но он не мог идти ни в какое сравнение с катастрофой, которой грозило обернуться восстание. Оно неминуемо привело бы как к гибели пленников, так и к истреблению команды. Да и судно было обречено.
- Капитан! - крикнул дю Парке. - Черт побери, вы будете действовать? Отдавайте приказ!
- Лейте кипяток в люки! Трое людей - к трюму!
Он указал на трех ближайших к нему матросов, которые, подхватив котелки, поспешили к люкам.
Почти сразу послышались дикие вопли - неграм, прижатым друг к другу, как сельди в бочке, в полной темноте, по колено в нечистотах, было некуда деться от потока льющегося сверху кипятка. Скоро один из матросов, выполнявших приказ капитана, вернулся и сообщил, что в люки больше никто не ломится.
- Что ж, - процедил Морен, - надеюсь, собаки запомнят этот урок. Теперь придется заковать их заново.
Палуба была обагрена кровью; кровью матроса, которому пробили голову, кровью от разодранных запястьев, а также от разбитых голов двух негров, по которым прошлись ганшпугами.
Хотя команда еще не справилась с двумя зачинщиками, остальных рабов удалось согнать в кучу. А тех двоих, если не сдадутся, придется пристрелить, - так решил дю Парке.
С этой мыслью Жак спустился в крюйт-камеру и вскоре выбрался оттуда с двумя заряженными пистолетами в руках. Какая разница, думал он, потеряет Морен еще пару негров или нет, когда значительная часть груза уже здорово подпорчена. Однако губернатор не успел даже приблизиться к мятежникам, когда один из них, выдернув из кучки рабов молоденькую негритянку, с такой силой рванул ее на себя, что руки ее вырвались из оков, оставив на них лоскутья окровавленной кожи. Огромный негр не мешкая подхватил девушку на руки, высоко поднял, что-то сказал на непонятном языке и швырнул за борт.
Все случилось так быстро, что оторопевший Жак даже не успел ему помешать. Догадаться, что произошло, было несложно - такие трагедии наблюдались нередко. На Гвинейском берегу этого негра вместе с его женой захватили в плен и насильно подняли на "Лузансей". И вот, чтобы избавить ее от тягот жизни в рабстве, он выбросил женщину голодным акулам.
Дю Парке подумал было, что теперь негр набросится на него, но тот неожиданно успокоился и, скрестив на широченной груди руки, застыл в выжидательной позе. Должно быть, и сам сообразил, что бунт уже подавлен. Вырвав жену из рук мучителей, огромный негр покорился своей участи и приготовился к жестокой расплате. А вот второй невольник не унимался и продолжал воинственно размахивать металлической трубкой. Один из матросов незаметно подкрался к нему сзади, забрался по вантам и нанес сверху страшный удар ганшпугом по голове. Негр, как подкошенный, замертво свалился на обагренную кровью палубу.
Тем временем по всему кораблю слышались дикие крики - матросы обрушили град ударов на непокорных негров, немилосердно избивая их длинными кнутами из крокодиловой кожи.
Все люки, ведущие в трюм, были открыты, и темноту вонючих подпалубных помещений рассекали хлесткие щелчки кнутов и оглашали вопли несчастных рабов, которых еще только что перед этим истязанием ошпаривали кипятком. Невольники вопили что было мочи и молили о пощаде, но озверевшие матросы, которые к тому же мстили за страшную смерть товарища, не унимались. Вновь и вновь щелкали кнуты, вгрызаясь в темнокожие тела, навсегда оставляя шрамы невольникам.
Теперь, когда за судьбу корабля можно было больше не опасаться, капитан осмелел и приободрился. Указав на огромного негра - зачинщика бунта, - стоявшего в прежней позе возле борта, Морен приказал:
- Привяжите этого негодяя к мачте и вкатите ему сотню горячих.
Он произнес "сотню", не удосужившись подумать. Никакой человек не в состоянии вынести подобного наказания. Оно означало неминуемую смерть.
Сильные руки схватили негра, который даже не пытался сопротивляться, поволокли его к мачте и крепко-накрепко привязали спиной к палубе. Черты его лица, еще совсем недавно перекошенного от ярости, уже совсем разгладились, а в глазах, несколько минут назад налитых свирепой злобой, появилась печаль. Жак, приблизившись к гиганту, пожалел, что не может с ним объясниться. Несмотря на все лишения в пути - ужасную кормежку, тесноту и неимоверную духоту, - невольник выглядел могучим и был отменно сложен.
Матрос, которому капитан велел взять в руки хлыст и нанести первый десяток ударов, уже замахнулся рукой, когда дю Парке велел ему остановиться. Негр, уже напрягшийся в ожидании первого удара, изумленно оглянулся. Впрочем, увидев губернатора, роскошная одежда которого выдавала человека, занимавшего по меньшей мере такой же ранг, как и капитан, он вряд ли испытал облегчение. Негр на собственном горьком опыте уже убедился, что такие люди куда чаще используют свое высокое положение с жестоким умыслом, нежели в добрых целях. Тем более, что он не мог понять ни слова из того, что говорил губернатор.
- Развяжите этого человека, - распорядился Жак. - Я покупаю его.
У Морена даже челюсть отвисла.
- Вы покупаете его? - выкрикнул он тоном, из которого следовало, что губернатор явно не в своем уме. - Его? Но ведь именно он затеял бунт! Человек, который рискнет его купить, будет жить, как на пороховой бочке! В этого негра просто дьявол вселился!
- Я же сказал - я его покупаю, - процедил дю Парке. - Прикажите развязать его и передать мне.
Хотя и не понимая ни единого слова из разговора губернатора с капитаном, негр тем не менее догадался, что по поводу его предстоящего наказания возникли какие-то разногласия. После того как его отвязали от мачты, он снова скрестил на груди руки и смотрел перед собой с холодным и презрительным выражением. Дю Парке поневоле проникся уважением к храброму невольнику.
- Закуйте его как следует, - велел капитан. - И убедитесь, чтобы кандалы и цепи были достаточно прочными - эта здоровая скотина не должна причинить неприятностей господину губернатору.
Матросы извлекли откуда-то тяжелые цепи и начали подступаться к могучему невольнику, но Жак жестом остановил их. Он подошел вплотную к негру, вынул из-за пояса пистолет и сначала направил его ствол на бочку, а потом прижал дуло к груди чернокожего. Решив, что раб должен догадаться, что означает этот жест, дю Парке снова заткнул пистолет за кожаный пояс.
- Оставьте его, - приказал он. - Думаю, он и сам уже смекнул, что при первом же подозрительном движении получит пулю в сердце. - Губернатор повернулся к Морену, который осуждающе качал головой и вообще всем своим видом выказывал неодобрение. - Мне по-прежнему нужны еще четыре раба. Если внизу остались приличные негры, не изрезанные на куски, пришлите их ко мне. Я расплачусь с вами после того, как осмотрю их.
Дю Парке зашагал к трапу, сопровождаемый по пятам огромным негром, который шагал, гордо подняв голову и не обращая внимания на истекающие кровью запястья. Губернатор кивком приказал невольнику спуститься первым, и тот, ни секунды не колеблясь, проворно соскользнул в поджидавший челн. Жак спустился следом. Усадив темнокожего гиганта между собой и гребцом, чтобы не упускать его из вида, Жак велел лодочнику грести к берегу.