Идя по коридору, Мария ускорила шаг и догнала Жака.
- Насколько я поняла из вашего разговора с капитаном, - сказала она, торги состоятся завтра. Окажите мне любезность - пригласите меня на них. Я хотела бы прикупить несколько негров в качестве домашней прислуги; мне нужно человека два-три. Потому что, сударь, должна вам сказать: я уже по горло сыта этим фортом и вашими солдатами! Стоит мне открыть дверь, как я натыкаюсь на какого-нибудь шпиона - капитана Баярделя или капитана Сент-Обена. Или, просыпаясь, обнаруживаю, что моя служанка исчезла очередной галантный караульный тоже, видите ли, не может без нее обойтись! Это просто невыносимо, сударь!
Они уже почти пришли. Жак взялся за ручку двери своего кабинета, но повернулся и в упор посмотрел на Марию. С раскрасневшимися щечками она стояла перед ним, взволнованно теребя в руках надушенный кружевной платочек, который сослужил ей добрую службу во время посещения невольничьего корабля. Жак понял, что Мария разгневана, и в течение нескольких секунд пристально разглядывал ее, не раскрывая рта. В какой-то миг в мозгу у Марии промелькнула мысль, что он вспоминает прошлое и сейчас обрушит на нее град упреков; ее сердце судорожно заколотилось.
Однако Жак только участливо спросил:
- Вы уже завтракали? Надеюсь, вам хоть удалось перекусить на скорую руку перед тем, как идти на причал?
- Я завтракала одна, - ответила Мария. - Господин де Сент-Андре рано утром уехал с одним из ваших офицеров. Я не знаю, где он и когда вернется.
- Прошу меня простить, но я в последний раз принимал пищу вчера вечером. Сейчас я голоден как волк. - Жак открыл дверь и вошел в кабинет. Заходите, прошу вас.
Не дожидаясь ответа, он прошагал к своему столу, но, видя, что Мария вошла следом, был вынужден вернуться и закрыть за ней дверь.
- Садитесь, пожалуйста, - пригласил он.
Мария уселась в красное кресло, обшитое бархатом, а Жак занял свое привычное место за письменным столом и машинально потянулся к кипе бумаг. В каждом его жесте угадывалась нерешительность.
Пока губернатор возился с бумагами, Мария получила возможность понаблюдать за ним. От нее не ускользнула ни тонкая ниточка усов, ни чуть наморщенные брови, ни завитой парик, прикрывавший волосы, которыми она в свое время так восторгалась в Дьеппе. Внезапно Мария вспомнила их вторую встречу, под канделябрами в салоне мадам Бриго, и свидание, о котором они уговорились буквально за несколько секунд до жуткой сцены, до сих пор время от времени всплывавшей в памяти - Жак стоит неподвижно, как статуя, зажав в руке правую кисть виконта де Тюрло.
Нахлынули чувства и Мария с трудом подавила в себе желание вскочить, кинуться к Жаку и обнять его. В итоге, вместо радостного восклицания, готового сорваться с ее уст, Мария испустила тяжелый вздох. Жак, похоже, не слышал. Он отбросил перо, которым водил по строчкам одного из писем, и приподнял голову.
- Я только что перечитал письмо, в котором месье Фуке возвестил о назначении на должность нового главного интенданта вашего супруга, господина де Сент-Андре. В письме нет ни слова о том, что я должен его встретить или, тем более, поступить в его услужение. Не говорится в нем и о том, что я должен предоставить ему, - а соответственно, и вам, - жилье здесь, в форте. Мне доложили, что в мое отсутствие вы постоянно выражали недовольство то одним, то другим, а только что вы пожаловались мне на поведение моих офицеров. Я прекрасно понимаю, что женщине нелегко приспособиться к условиям солдатского быта, но, надеюсь, вы понимаете, насколько непросто было бы подобрать вам подходящее жилье в городе, который и так уже перенаселен, и в котором имеется всего один плотник.
С другой стороны, вы пожаловались, что ваша служанка излишне увлечена караульным - этого я, конечно, не потерплю. Или вы остаетесь в форте, но в этом случае ее встречи с караульным должны прекратиться, или вам придется поселиться в другом месте. Здесь, в колонии, все совсем не так, как во Франции. Во Франции можно вести себя так, как заблагорассудится; женщина может переехать жить к мужчине и никто даже слова не скажет. Здесь так нельзя, мадам. Иезуиты наверняка это осудят, а я в свою очередь поддержу их.