Выбрать главу

Часть третья

РЕЦЕПЦИЯ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА В ТВОРЧЕСТВЕ АЛДАНОВА[102]

Удивительное дело: в прозе признанного рационалиста, ученого, масона - да много чем и как еще можно назвать Марка Алданова - часто встречаются упоминания деталей биографии М.Ю. Лермонтова, цитаты, реминисценции из различных его произведений и, что самое главное, - из его стихов. Что необычного? Очевидно, что рационалист, скептик, атеист Алданов должен быть чужд романтической лирике и ее воплощению в русской поэзии - Лермонтову. Но как же объяснить, что Лермонтова в алдановских литературно-критических статьях и художественных произведениях, пожалуй, не меньше, чем Пушкина?

Писатели и литературные критики русского зарубежья, естественно, как и в целом о русской классической литературе XIX века, отзывались о Лермонтове нередко, отчасти интерес эмиграции к одному из самых загадочных русских поэтов представлен в книге «Фаталист. Зарубежная Россия и Лермонтов» (М., «Русскій міръ», 1999), Алданов - не исключение.

Внимание к Лермонтову и его образам показано Алдановым еще в статьях и публицистике 1920-х годов. В некрологическом очерке «В.Г. Короленко» (1922) начинающий литератор как бы случайно вспоминает стихотворение «Ветка Палестины» (1837). И вот неожиданность: для него - ученого, материалиста - оказывается естественным, что хотя две лермонтовские строки «У вод ли чистых Иордана / Востока луч тебя ласкал...» и возносят палестинскую реку, которая «на самом деле илисто-желтого, мутно-золотого цвета», сам поэт «не видел Иордана»[103]. Рационалист Алданов словно покоряется чарующей силе поэзии Лермонтова, удивляется силе волшебства лирического слова. Но по- настоящему Алданов не очарован Лермонтовым. Если в исследовании «Загадка Толстого» (1923) он напишет о непостижимости судьбы лермонтовского персонажа: «Мы не можем себе представить Печорина народным учителем. и не имеем никакой возможности решать вопрос, что Печорины станут делать в то время, когда им нельзя будет быть Печориными...»[104], то в очерке «Большая Лубянка» (1926) упрекнет создателя «Песни про... купца Калашникова» в искусственности сцены: «...Во времена Ивана Васильевича едва ли мог грозный царь говорить купцу Степану Калашникову: “А ты сам, ступай, детинушка, на высокое место лобное, сложи свою буйную головушку”»[105].

Однако даже «ляпы» художника и человека Лермонтова оказываются востребованы Алдановым в его художественном мире. В романе «Пещера» (1934-1936) влюбленный ревнивец Витя помышляет о черной мести, соотнося свои желания с нелицеприятными фактами биографии Лермонтова: «...Но нужно, нужно, чтобы он узнал... Витя вдруг подумал об анонимном письме. “Что ж, Лермонтов ведь писал анонимные письма. Страсть все оправдывает”»[106]. Очерк «Печоринский дневник Толстого» (1937) содержит алдановскую характеристику недавно опубликованного дневника Льва Николаевича и вводит понятие «печоринство», которое по большому счету нужно понимать как любовное времяпрепровождение от скуки - нечто нежелательное, что идет от Лермонтова. Печоринство молодого Толстого «заключалось в том, что центральное место в жизни холодного, замкнутого, невлюбчивого человека занимали весьма странные и запутанные любовные романы, не очень страстные, разъеденные мыслью и самоанализом, ни к чему не ведущие, да, собственно, никакой цели себе и не ставившие»[107]. Алданов вспоминает, как невинный Николенька Иртенев обнаруживает у юных барышень лермонтовское настроение: «Я влюбился в Сонечку в третий раз вследствие того, что Любочка дала мне тетрадку стишков, переписанных Сонечкой, в которой “Демон” Лермонтова был во многих мрачно-любовных местах подчеркнут красными чернилами и заложен цветочками». Восприимчивые девицы невольно пленяются всевозможными Демонами, но может ли из этого вырасти настоящее чувство? Так и молодой Толстой, по мнению Алданова, «не любит, а любит любить...»[108]. И это печально, так как нет остановки прекрасного мгновения, нет упоения счастьем, единственной любовью. На страницах дневника Толстого словно проступает вопрос: чего же он ищет, какого чуда, если все земное уже наскучило? И какое чудо может осчастливить человека? Противоречивые склонности есть и у алдановского персонажа из трилогии «Ключ» - «Бегство» - «Пещера»: демонический химик Браун бережет свою свободу, а с нею и привлекательность, очарование, губительное для Муси Кременецкой. 

вернуться

102

Глава написана совместно с. М.В. Степановой.

вернуться

103

Алданов М.А. Короленко // Алданов М.А. Соч.: В 6 кн. М.: Новости, 1996. Кн. 6. С. 515.

вернуться

104

Алданов М.А. Загадка Толстого // Алданов М.А. Соч.: В 6 кн. М.: Новости, 1996. Кн. 6. С. 85.

вернуться

105

Алданов М.А. Большая Лубянка // Алданов М.А. Соч.: В 6 кн. М.: Новости, 1995. Кн. 2. С. 22.

вернуться

106

Алданов М.А. Пещера // Алданов М.А. Собр. соч.: В 6 т. М.: Правда, 1991. Т. 4. С. 282.

вернуться

107

Алданов М.А. Печоринский роман Толстого // Алданов М.А. Соч.: В 6 кн. М.: Новости, 1995. Кн. 2. С. 49.

вернуться

108

Там же. С. 59.