В романе «Истоки» Желябов боготворит Гоголя: «Охотнее же всего он читал “Тараса Бульбу”. Это было его любимое произведение, - вероятно, отсюда и пошла его революционная кличка... Перовская знала, что он кончит жизнь, как тот Тарас. И у нее было твердо решено, что она умрет вместе с ним, рядом с ним, на одной с ним виселице. Это было единственное сбывшееся из ее желаний»[145]. Гоголевский текст помогает Желябову создавать романтический ореол будущего мученика в борьбе за свободу.
Но слова из «Тараса Бульбы», желябовские монологи - это лишь одна возможность оживления исторической фигуры народовольца. Другая возможность Алданова - статья в «Рабочей газете», «которую приписывали Желябову» и которую с ненавистью читает другой персонаж, Мамонтов. Его возмущает заразительная способность гоголевской повести - гражданский пафос, который воздействует на современников: «Быть может, зловредную, если не роковую, роль сыграла у нас эта так изумительно написанная шваброй повесть.». Мамонтов необоснованно жесток в своем требовании того, чтобы писатель соответствовал высоте изображаемых событий и их героям. Влияние повести на общественную жизнь он и вовсе преувеличивает: «Но злополучным волшебством искусства этот хвастливый вздор заворожил русскую молодежь, - и уж совсем неожиданно для Гоголя все пока пошло на пользу революции: и “есть еще порох в пороховницах”, и “не гнется еще казацкая сила”, и невозможное “слышу!”»[146]. И все же озлобленность Мамонтова сменяется разумным противовесом: когда настроение героя изменится, восприятие жизни посветлеет - ему станет стыдно за те претензии, что предъявлял русской литературе.
Вместе с тем кажется, что если в художественных произведениях Алданов дает возможность взглянуть на Гоголя с разных сторон, то в письмах он односторонен и более категоричен. Так, в письме к Тэффи Алданов оставит резкие слова об этом гоголевском сочинении: «По-моему лучше всего “Мертвые души” и “Старосветские помещики”, а хуже всего “Тарас Бульба”, где почти все фальшиво и даже не очень талантливо... Тарасы, Остапы, Андрии не слишком ценны ни в “реальном” смысле, ни в “метафизическом” а ля Мережковский»[147].
Думается, что Алданов - противник не только приемов повествования и вольности Гоголя в обращении с историей - это вещи очевидные: «Создавая картину минувшей эпохи, Гоголь весьма свободно обращается с историческими фактами, мало заботится о хронологической точности»[148]. Алданов противостоит и другому: романтической восторженности гоголевского стиля в сочетании с натуралистичностью некоторых сцен. «Нет ничего хуже смешения стилей», и автор «Тихого Дона» пишет то как Островский, «то вдруг появляется страница под “Тараса Бульбу”»[149]. В таком контексте должно быть понятно, что писать под «Тараса Бульбу» - mauvais ton.
Отметим странный факт: эрудит-Алданов нигде не пишет о знании разных редакций повести Гоголя и о понимании, что это «социально-политический миф», «прежде всего героический, исполненный патриотического чувства рассказ, в котором в образе мифического героя Тараса Бульбы прославляется национальная идея»[150]. Вряд ли бы он согласился и с другими словами, что эта повесть - «притча о целой России, можно догадываться, что всех чающих ее Искупления - ее Светлого Воскресения, Гоголь призывает “на другую, высшую битву” - “на битву уже не за временную нашу свободу, права и привилегии наши, но за нашу душу.”»[151]. Для Алданова существует лишь образ произведения, который признается не соответствующим таланту Гоголя. Товарищество, соборность, цельность русского человека, романтически преподнесенные Гоголем, Алданов не оценил. Вероятно, потому, что он в большей степени придавал значение личности, а не самопожертвованию и самозабвению во имя высокой цели.
Другое произведение Гоголя, получающее неоднозначное прочтение в алдановском творчестве, - поэма «Мертвые души». «Мертвые души» Алданов любит, но его герои понимают этот текст по-разному. И способы «освоения» гоголевской поэмы разноплановые: от риторических приемов (использование цитат в качестве аргументов) до характеристики персонажей (критика характеров романа). Покажем эти крайности.
147
Алданов М.А. Письмо Н.А. Тэффи, 21 марта 1952 г. Цит. по изд.: «Приблизиться к русскому идеалу искусства.» С. 158.
148
Воропаев В.А., Виноградов И.А. [Комментарии] // Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 9 т. М., 1994. Т. 1-2. С. 452.
149
Алданов М.А. Из записной тетради (отрывки) [«Новое русское слово», Нью-Йорк, 1951, 18 марта] // Алданов М.А. Собр. соч.: В 6 кн. М., 1996. Кн. 6. С. 597.
150
Окутюрье М. «Тарас Бульба». Украинская модель русского патриотизма // Н.В. Гоголь: Материалы и исследования. М., 2007. Вып. 2. С. 284, 282.
151
Воропаев В.А., Виноградов И.А. [Комментарии] // Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 9 т. М., 1994. Т. 1-2. С. 463.