- Ты, куда-нибудь спешишь? - Поинтересовался мой друг и одновременно злейший враг всего моего детства.
- Да, нет! Мне некуда спешить! Я в бараки приехал для того, чтобы вспомнить свое детство! Посмотреть на Яузу, на берегах которой мы столько дрались!
- Смотри-ка, Марк! Прошло столько времени, когда мать увезла тебя с братом, а ты только первый раз сюда приехал. Твой же брат, чуть ли не каждый месяц здесь снова и снова появляется!
Я сразу же насторожился, Витька ни разу мне не говорил о том, что он так часто ездит в наше детство. Пару я ему говорил о том, что собираюсь посетить Лефортово, но он мне прямо-таки запрещал туда ездить, угрожая своим кулаком!
- Ну, и чем он тут занимается?
- Знаешь, Марк, это не дело стоять у всех на проходе, вести задушевную беседу. Пошли ко мне, там и поговорим!
Черт подери, я в жизни не бывал в гостях у Коммуниста беспортошного, а сейчас прямо-таки пожалел о том, что согласился пройти к нему в комнату. Все ее углы были заставлены какой-то рухлядью, туда веками не ступала нога человека. Эти углы были покрыты толстым слоем пыли, завалены газетными обрывками и папиросными окурками, которых было видимо-невидимо, наверное, миллион, не меньше. Коммунист беспортошный, видимо, свою жизнь проводил в четвертом, более или менее свободном углу. Там стояла кровать, покрытая серым от грязи постельным бельем, табурет и колченогий стол. Мне, как гостю, предоставили право сидеть на табурете, сам же хозяин устроился на кровати.
Только я присел на табурет, как Коммунист беспортошный нагнулся и откуда-то из-под кровати вытащил бутылку водки без этикетки. Я обрадовался тому, что нигде не было видно стаканов под водку, но зря радовался, эти стаканы вскоре появились в них хозяин набулькал понемногу водки. Тогда я набрался храбрости и своему другу-врагу объяснил, что водки пока еще не пью! Коммунист беспортошный махнул свой стакан, после глотка он даже свой рот не обтер рукавом, а другой закуски, как я понимал, в этой комнате никогда не бывало.
Удобней устроившись на своей кровати, Коммунист беспортошный начал рассказывать о том, что происходило в бараках после нашего переезда на новое место жизни. Все началось с того, что кто-то прирезал Володьку Федорова, после того, как он сдал моего брата. Его нашли в кустах на берегу Яузы в том, месте, где раньше стоял мост, взорванный в 1941 году, когда немцы чуть не ворвались в Москву. Два старших брата Федоровы обвинил Витьку в этом убийстве и начали его разыскивать, чтобы отомстить. Но тут милиция устроила очередную облаву в наших бараках, в ходе которой оба брата Федоровы были зарезаны. До сих пор никто не знает, кто и почему убил братьев Федоровых. В этот момент опять неизвестно кто покушался на Витьку Зингера, закадычного друга моего брата, заточкой ему нанесли два удара в сердце. Но, видимо, заточка была в руках неумелого человека, он так и не убил Зингера. Если бы рядом не оказалось моего Витьки, то Зингер истек бы кровью и погиб, но брат успел вовремя вызвать скорую помощь, тем самым он спас своего закадычного друга. После этого покушения три года в бараках не происходило особо серьезных происшествий.
На четвертый год из снайперской винтовки убивают участкового милиционера дядю Митю, уж слишком он тут зверствовать стал. Чуть что не так, за шкирку и в КПЗ! В течение недели милиция перерыла оба барака, искали снайперскую винтовку. Коммунист беспортошный, когда говорил о снайперской винтовке, все это время с некоторой хитрецой поглядывал на меня. Он-то хорошо знал о том, что в моем личном арсенале хранится такая снайперская винтовка Драгунова, не раз предлагал мне за нее большие деньги, почти тысячу рублей. Но я ему перед своим переездом на Ленинский проспект прямо заявил о том, что мой арсенал кто-то нашел и полностью обчистил. Одним словом, кто-то неизвестный похитил весь мой арсенал! Хотя на деле это не совсем так, я арсенал хорошо перепрятал, но Коммунисту беспортошному лучше было бы об этом не знать. Поэтому во время разговора на эту щекотливую тему я никак не реагировал на это его подглядывание и подмигивание.
Я слушал своего старого недруга, и когда он называл фамилии парней, которые получили тюремный срок, то мое сердце сжималось от боли и сострадания к ним. Теперь я хорошо понимал свою маму, которая так вовремя увезла меня и Витьку из этих страшных бараков, откуда ребята настоящим потоком шли в тюрьмы и в колонии, отсиживать сроки за совершенные и не совершенные преступления. Только пятеро, если не считать меня и Витьку, отслужив армию, сейчас учатся в московских ВУЗах. И почти двадцать ребят отправлены в колонии и тюрьмы на отсидку. Чем дольше продолжался рассказ этого ничтожества, а не человека, тем мне становилось хуже и больнее за своих старших братьев, сверстников, подрастающее поколение этих бараков.
- Слушай, Марк, на тебя страшно смотреть! Чем больше я тебе рассказываю, тем страшнее ты становишься. Почему ты так сильно переживаешь за парней, которые сами, своими собственными руками сотворили все это зло, чтобы попасть в тюрьму или колонию! Не сделай этого они этого, как, скажем, я, то и остались бы на свободе, сегодня встречались бы с тобой!
Я и на этот раз, крепко сомкнув губы, промолчал, не ответил на эти подлые слова этому Коммунисту беспортошному. Хотя этот человек иногда творил такие дела, что приходилось хвататься за голову. В свое время на Яузе он нашел наган с тремя патронами, так с этим наганом начал грабить получников, возвращавшихся домов после работы. У этих людей денег попросту не было, так он начал измываться над пожилыми людьми, заставляя их целовать свои грязные ботинки, или раздевать их догола. Я помню, как отец рассказал мне о своем товарище, тот любил водочку, домой после работы часто возвращался поддатым, пьяненьким. Так вот Коммунист беспортошный раздел этого человека и заставил его плавать в нечистотах Яузы, там этот человек подхватил какую-то страшную болезнь, а теперь от этой болезни умирал в больнице.
Я собственными глазами наблюдал за тем, как команда Витьки быстро разыскала этого барбоса грабителя, отобрала у него бельгийский наган. Ребята строго-настрого предупредила Коммуниста беспортошного о том, что, если он еще хоть один раз появится на улице с оружием в руках, то он сильно об этом пожалеет. Меня тогда поразило, что этот герой сам упал на колени и со слезами на глазах умолял моего брата его не трогать, что он будет себя хорошо вести.
Одним словом, я понял, что мне неприятна кампания Коммуниста беспортошного, я поднялся на ноги и, ни слова говоря, покинул его логово. За дверью меня ожидала приятная неожиданность - цыганская свадьба. Меня не выпустили из барака, силой усадили за стол, и накормили до пуза. Затем появились гармонисты, в коридорах барака начались танцы. Танцевали все подряд, - вальс, томное танго, цыганские танцы перемежались русским трепаком, молдавским и белорусским танцами. Было очень весело, я не заметил, как девчонки научили меня танцевать кадриль и настоящий вальс. Затем гостей, а это жители обоих бараков и люди, приглашенные на свадьбу со стороны, снова пригласили за стол. Там мне стало немного скучновато, я уже хорошо наелся, поэтому практически не ел, а слушал многочисленные тосты, обращения к молодоженам, а также пожеланий им всего-всего!
За столом, как я не крутился, так и не смог отказаться от бокала красного вина, что сразу же повысило мое настроение. Глазами я тщательно рассматривал лица других гостей, сидевших за этим гигантским столом, желая найти своих бывших приятелей или ровесников. После второго бокала вина эти лица стали двоится, словом, искать друзей стало бесполезным делом. Девчонки не спускали с меня своих прекрасных глаз, вскоре они добились того, что я утонул во всеобщем веселье.