Закопанный в землю танк, для верности я атаковал не пятью, а сразу же десятью противотанковыми ракетами. Выпущенные почти одновременно эти десять ракет произвели неизгладимое впечатление на зрителей. И на деле это было действительно красочное зрелище, когда истребитель вдруг озарился вспышками заработавшими двигателями десяти ракет, которые одна за другой сходили с направляющих станков и уходили на цель! Я не промахнулся, в районе первой цели еще вздымались в высоту султаны взрывов противотанковых ракет, когда под крыльями МИГа 129 промелькнул вражеский танк, а его башня валялись в стороне от самого бронекорпуса! А с пилонов и крыльев моего истребителя уже срывались типы других ракет "воздух-земля", которые рвались непосредственно в траншеях и в окопах вражеской пехоты.
Позже, оценивая результат моей атаки траншей и окопов вражеского батальона, наблюдатель-посредник и инструментальная разведка независимо друг от друга установили, что этой штурмовкой я вывел из строя до 30 процентов живой силы вражеского батальона. Если бы эта атака происходила бы в реальных условиях, то в ней погибло, примерно, сто солдат и офицеров противника.
На вражескую артиллерийскую батарею мне пришлось выходить два раза, чтобы эффективно подавить ее огонь. Но эта атака была, скажем, не была такой красочной, как, скажем, уничтожение танка и атака траншей вражеской пехоты.
Мне с Тимой так и не позволили вернуться на аэродром испытательного центра на этом своем прекрасном истребителе!
После завершения работы на полигоне, только мы с Тимой начали набирать высоту для возвращения на аэродром испытательного центра, как у нас в кабине истребителя вдруг замигала всеми своими зелеными огоньками и индикаторами панель управления, а затем в кабине наступила темнота.
Когда эта темнота рассеялась, то я с Тимой уже стоял на возвышенности для кафедры лектора большой аудитории испытательного центра, которая была вся заполнена людьми в военной форме и гражданской одежде. Они поднялись на ноги и, весело переговариваясь между собой, начали нам громко рукоплескать. К нам подошел Николай Николаевич Гольский, он торжественно пожал руку мне и Тиме, а затем повернулся к людям в аудитории, чтобы сказать:
- Мы и не знали, что в нашей великой стране имеется такой семиклассник вундеркинд, который, будучи одаренным советским ребенком, мог сотворить подобное волшебство. Я до сих пор не могу себе представить, как этот вундеркинд умудрился нас, серьезных людей заставить поверить в то, что мы в качестве пилотов только что летали на учебно-тренировочное задание на боевом истребителе. Представляете, товарищи, сейчас вы летали не на макете, а на самом настоящем истребителе МИГ 129. Сегодня каждый из нас побывал в шкуре военных пилотов, для которых мы и производим свою продукцию. Только что мы с вами убедились в том, что МИГ 129 прекрасный фронтовой истребитель, что работа по этому проекту должна быть продолжена в обязательном порядке, а этот истребитель должен пойти в серию.
Аудитория разразилась громкими аплодисментами, криками восторга и поддержки!
К нам на возвышенность уже поднимался плотный человек в маршальском мундире. В нем я узнал министра обороны нашего государства, которого пару раз видел выступающим на экране телевизора!
Маршал сказал, обращаясь к залу:
- Ну, что ж, товарищи члены государственной комиссии, я полагаю, что сейчас мы все поддерживаем идею о необходимости продолжать работы по проекту этой совершенной боевой машины?! Даю вам полгода для того, чтобы все эти работы и испытания по этому красавцу были бы завершены, а истребитель пошел бы в промышленную серию. Поэтому, дорогие товарищи, принимайтесь за работу, не откладывая времени! А с вами, товарищи капитаны Ганеев и Тимаков, у меня состоится отдельный разговор?!
Государство нас отпустило на свободу только в середине дня субботы, то есть практически накануне нашей классной вечеринки, которая должна была пройти в квартире Ляльки Атласовой! Военные посадили нас в легковой автомобиль с тонированными стеклами, отвезли прямо к нашей школе. Мы вышли из автомобиля, немного постояли в Третьем Самотечном переулке, посматривая на свою любимую школу. Мы не сразу отправились в школу потому, что мне было нужно время для того, чтобы переговорить с Борькой и его успокоить. Как только он ответил, то я прокрутил ему видеозапись всего того, что со мной и Тимкой происходило с позавчера, а затем ему сказал:
- Борь, детали и подробности о своих приключениях я расскажу тебе сегодня поздно вечером. Сейчас же могу сказать только одно, наше министерство обороны очень заинтересовалось постоянным сотрудничеством с тобой и с твоим отцом. Сейчас им срочно нужен сверхдальний и сверхскоростной бомбардировщик, этот проект они готовы предложить вам для разработки. Для работы непосредственно с вами они готовы выделить своего офицера связи. Этому офицеру я должен помочь стать телепатом. Он всегда будет с вами на связи, будет координировать вашу работу с работой отделов проектного бюро!
2
Войдя в школу, я с Тимой первым делом поразился той тишине, которая стояла в ее коридорах. Такого никогда прежде не случалось, в школе с раннего утра и до позднего вечера всегда стоял дикий ор, ее ученики и ученицы попросту не умели в школе тихо или в полголоса разговаривать! Утром, переступив порог школы, они сразу же переходили на повышенные тона разговора. Одним словом, шум, крик, а иногда и драки были обыденным делом в советской школе. А тут вам - тишина, ни единого звука?!
На входе мы еще нос к носу столкнулись с директором школы Гельфандом. Увидев меня с Тимой, директор дико побледнел лицом, он развернулся и бросился бежать. Видимо, он хотел от нас запереться в своем директорском кабинете. При этом он неустанно бормотал о каких-то "изменниках советской родины". Я свой бег уровнял с директорским бегом, так как хотел выяснить, что под этими словами Гельфанд имел в виду. Но допрос на бегу у меня не получился. Директор бежал каким-то заячьим зигзагом, который не позволял мне задавать ему интеллигентные вопросы, или провести допрос с пристрастием! Мой дружище Тима, получив от министра обороны в подарок офицерское звание "капитан авиации", был теперь настроен более решительно. Он умудрился, протянув вперед руку, хватануть нашего директора за воротник его пиджака. Поднять его в воздух и поставить перед нами. Как напроказившего мальчонку!
При этом Гельфанд упорно отказывался посмотреть нам в глаза, но не потому что у нас с ним был разный рост, Тима был выше его, а я ниже! А потому что директорские глаза были опущены, он что-то рассматривал на полу, и не хотел их поднимать!
- Почему в школе так тихо? Где дети? - Сурово поинтересовался Тима.
- Все ученики уже дома! Ученики школы планируют объявить так называемую итальянскую забастовку. Это, когда трудовой народ занимает рабочие места, но на деле они не выполняют свою работу. Ученики школы требуют, чтобы вас выпустили из милиции, так как они не верят в то, что вы изменники советской родины. Но именно за измену нашей родины, вас и арестовало КГБ СССР! - На одном дыхании пробормотал Гельфанд.
В этот момент за нашими спинами приоткрылась входная школьная дверь, в образовавшейся щели показалась голова первоклашки, которая едва слышным голоском пропищала:
- Ой, дяди Марк и Тима вернулись в школу! А нам все говорили о том, что их посадили в Лефортово, как изменников родины!
Вестибюль школы начал заполняться молодняком, учениками и ученицами с 1-го по 5-й классы начальной школы. Все они, кружа вокруг нас, что-то говорили, что-то требовали, кричали, визжали! Одним словом, наша школа начала подавать признаки школьной жизни! Воспользовавшись нашим ротозейством, мы слишком увлеклись рассматриванием молодняка, Гельфанд сумел проскользнуть в свой директорский кабинет, где и запереться на замок! Допрос директора школы у нас не получился!