Алла Николаевна не потеряла самообладания, она, словно курица клуша, собрала вокруг себя всех наших девчонок и остановилась в метрах пятидесяти от леса. Со своего места она хорошо видела Люську Доброхотову, лежавшую на земле без сознания. Но помочь ей ничем пока не могла. Слишком уж близко Люська свалилась без памяти к этим незнакомым мужикам! Эти же незнакомцы стояли, молча, тяжело и мрачно посматривали в нашу сторону, словно размышляли о своих дальнейших действиях.
Я остановился сразу же, как только остановилась Алла Александровна. Во время переходов я старался идти вторым или третьим парнем в колонне, сразу же после девчонок и Аллы Николаевны. Волей случая и благодаря привычке я вдруг оказался рядом с Аллой Николаевной и нашими девчонками в пятидесяти метрах от незнакомцев. Они и мы стояли, посматривая друг на друга. Насколько я понял, Алла Николаевна попросту ждала, когда подтянется директор Гельфанд, чтобы тому рассказать о случившейся неприятности.
Ожидание несколько затянулось, а я своим нутром чувствовал, что нельзя его затягивать, так как незнакомые мужики могут решиться на действия, которые будут для нас неприятными. Я выбросил вперед свой ментальный зонд, им коснулся сознания мужика, который по возрасту был самым старым в этой группе. Этим зондом я хотел узнать, кто они были, почему прячутся в этом лесу?
В результате, когда я принял и расшифровал, понял содержание полученной информации, со мной едва не случилась истерика, как и с Люськой Доброхотовой. На мысленный контакт я пошел совершенно неподготовленным парнем ко всему тому, что услышал в ответ. Я не впал в истерику только потому, что в этот момент передо мной была Алла Николаевна и все наши девчонки, которые не знали о том, что они всего только на шаг остановились от своей смерти?!
Повторяю, что в тот момент я был простым советским подростком четырнадцати лет. Я много прочитал книг о прошлой войне, в которых рассказывалось о массовом героизме советских людей в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками! Меня школа воспитывала таким образом, чтобы во мне не было и грамма сомнений в том, что я родился и живу в самой счастливой стране мира, в Советском Союзе! Одним словом, я оказался совершенно не готов к тому, что вдруг услышал в этих таких тяжелых чужих мыслях, которые вдруг обрушились на меня, бурным потоком хлынули мне в сознание, желая погрести под своими тяжелыми обломками.
Я вдруг оказался в ситуации, когда был вынужден принимать мысли человека, который был мне совершенно чужд и враждебен. Он был врагом моей страны! Оказалось, это мой мысленный контактор вот уже в течение тридцати лет верой и правдой служил украинской повстанческой армии. Разумеется, тогда я и понятия не имел, что же это такое "украинская повстанческая армия"?! Далее, этот человек с оружием в руках сражался с польскими, немецкими и советскими солдатами в 40-е и 50-е годы. Я еще мог понять и принять, что он мог воевать с поляками и немцами, но я совершенно не понимал, поэтому никак не мог этого принять, как это он мог бы сражаться с бойцами героической Советской Армией, победившей фашизм во всем мире?!
Мне пришлось познакомиться со всей информацией, которая хранилась в сознании этого человека. В ней рассказывалось о том, что в украинскую повстанческую армию он пришел добровольцем совсем еще молодым парубком молокососом, так и не окончив учебы в трехклассной сельской школе. Вскоре ему стукнет пятьдесят лет, а он все еще, как тот молодой парубок, с автоматом продолжает бегать по горным вершинам Карпат, скрываясь от кегебешников и эмведешников. По этой информации даже мне, простому советскому подростку, было не трудно догадаться о том, что этот человек и сейчас находится не в ладах с советской властью!
В этот момент к нам подошел Гельфанд, которому Алла Николаевна на ухо и приглушенным голосом начала рассказывать о случившемся. Я находился с ними почти рядом, чтобы своими близорукими глазами увидеть, как по мере ее рассказа менялось выражения лица директора нашей школы. Сначала оно выражало страх, затем в нем мелькнула какая-то надежда, которая вскоре снова сменилась страхом. Легкого касания сознания Гельфанда мне хватило на то, чтобы понять, что сейчас Гельфанд страшно боится и переживает за судьбу каждого из нас, а не одной только Люськи. Он боялся того, что эти лесные бандиты попытаются, скрывая свои следы, уничтожить всю нашу туристическую группу.
Я сначала не понял, что же Гельфанд конкретно имел в виду под словами "уничтожить всю нашу туристическую группу". Когда же догадался, что он полагает, что эти украинские бандиты попытаются нас убить, то тут же попытался доказать директору его неправоту в этом вопросе. До этого момента я уже выяснил, что встретившиеся с нами украинцы готовились к переходу нашей границы в Венгрию. Но натолкнулись на пограничный наряд, в перестрелке с которым один из них получил ранение в ногу. Сейчас они ищут убежище для того, что там переждать, когда раненый выздоровеет, чтобы затем снова попытаться перейти границу. Встреча с нами и для них оказалась полной неожиданностью, но их командир хорошо понимает, что туристов из Москвы трогать нельзя, во-первых, их слишком много, и во-вторых, убийство такого количества детей восстановит против них местное население, тогда уже никто им не станет помогать!
В одно мгновение я перелил эту информацию в сознание Гельфанда. Если бы не паническое поведение нашей Люськи, то они уже давно покинули бы это место, скрылись бы в лесу. Но сейчас их уход в лес задерживает раненый в ногу спутник, которого они не хотят и не могут бросить по непонятной мне причине.
Должен признаться, что меня сильно удивило то, как быстро соображает и начинает действовать наш руководитель похода, директор Гельфанд! Получив информацию о лесных бандитах и их командире, Гельфанд тотчас же в нее поверил, он даже не стал разыскивать ее источника, чтобы убедиться в ее достоверности. Он подошел к Алле Николаевне, склонился к ее уху и, чтобы никто из нас не слышал, тихо-тихо прошептал:
- Аллочка, обстоятельства складываться таким образом, что я должен с ними встретиться и переговорить! Мне нужно у них забрать Люсю Доброхотову!
- Женя, - ответила Алла Николаевна, я и не знал, что Гельфанда зовут Женей, - тебе не следует туда идти одному. Возьми с собой кого-нибудь из мальчишек! Да и Люську вам вдвоем будет легче нести!
Как бы предугадывая действия Гельфанда, я сбросил с плеч и свой рюкзак, и рюкзак Анюты, после чего сделал несколько шагов по дороге, направляясь к лесу. Получилось так, как я запланировал, нагоняя меня, Гельфанд как бы догнал меня, чтобы присоединиться ко мне! Вскоре мы уже вдвоем шагали по дороге, придерживаясь направления к Люське, которая в этот момент начала приходить в сознание, и к той группе солдат УПА, скрывавшихся на опушке леса. Один из них на всякий случай снял с плеча свой автомат, это был немецкий "Шмайсер" РП40, с предохранителя. Но на него строго шикнул Артемий, человек, с которым я находился в ментальном контакте.
- Ты, парубок, что, сдурел совсем! Своим автоматом здесь не бряцай! Нам нужно мирно разойтись с этими москалями, без стрельбы! Если мы пристрелим хотя бы одного из них, то Москва взбесится, заставит местные КГБ и МВД все перевернуть в горах и нас найдут, и уничтожат. Ведь, с раненым Лаврюником мы по горам далеко не уйдем!
- Артемий, какое именно ранение имеет Лаврюник?
Нисколько не удивившись моему вопросу, который прозвучал в его сознании, Артемий дал подробное описание состояния раны ноги своего соратника, заметив, что, по его мнению, у того начинается гангрена. Мне с Гельфандом еще предстояла целая минута времени до встречи с ними, а я уже залез в сознание тяжелораненого Лаврюника, чтобы из первых рук получить информацию о ранении. Артемий был прав, гангрена не начиналась, а уже началась. В таких случаях рекомендуется хирургическое вмешательство. Но, как я понимал, в ближайшие двое суток, Лаврюнику не грозило попасть в какую-либо областную больницу, в которой был бы хороший хирург.