– На том и порешим! – брякнул Марк неожиданно для себя самого, и все трое рассмеялись.
В судьбе Марка Раиса Ивановна Чернышева и Виталий Андреевич Аркадьев сыграли очень важную роль, стали для него вторыми родителями, скажем так: духовниками в спорте.
Первое представление об атмосфере того времени, когда брат начинал свой путь в спорте высших достижений, дают некоторые фрагменты интервью, которое взяла у Марка в 2011 году Елена Гришина, спортивная журналистка, мастер спорта международного класса по фехтованию, чемпионка Европы по женской рапире, пресс-секретарь Федерации фехтования России.
Е. ГРИШИНА: Когда вы пришли в секцию, кто работал в зале?
М. МИДЛЕР: Раиса Ивановна Чернышева от «Динамо». В «Динамо» было такое подразделение «Юный динамовец». Мне выдали билет юного динамовца. Я гордился. Там дата была на билете, когда выдан: 26 октября 1943 года. Это война еще шла… Начали заниматься – инвентарь старый. Маски эти – тебе показать, ты даже не узнаешь, какие-то плетеные. Нагрудники зеленые такие, ватные…
Раиса Ивановна и Виталий Андреевич были тренеры-интеллектуалы, заставлявшие мыслить спортсменов, учили правильно жить. Раиса Ивановна была настоящим подвижником, не просто в зале тренировки проводила, а ходила по ученикам, по домам, проверяла дневники и оценки. Однажды пришла и ко мне домой и говорит: «Ну, давай дневник проверим». А у меня там двойка по какому-то предмету.
У меня вообще были только пятерки и двойки. Когда прочитаю один раз задание, сдаю на пятерку, а когда ничего не делаю, естественно, двойка. Так вот, увидела она эту двойку и говорит родителям: «Не допущу до соревнований, пока не исправит». А соревнования эти – молодежное первенство Союза. Меня зацепило!..
Я тебе больше скажу, мне повезло не только с наставниками, Виталием Андреевичем и Раисой Ивановной, но и с друзьями, с которыми рос и учился. Многие из них потом стали известными спортсменами, учеными и артистами. Мы конкурировали друг с другом. Я стремился быть лучше их в спорте, они, соответственно, лучше меня в чем-то другом. Это толкало каждого из нас к тому, чтобы становиться успешным. В конечном счете это помогало добиваться успеха. И привилегий, если хочешь. Это у нынешнего поколения нет особых проблем ни с питанием, ни с одеждой и обувью. Были бы у родителей деньги. А тогда, во время войны, многих спасали рабочие карточки. По специальному постановлению правительства их выдавали не только работающим на производстве, но и подающим надежды в спорте или искусстве детям. Мне, как чемпиону Москвы среди подростков по фехтованию, тоже положена была своя продовольственная карточка. (Замечу от себя, что Марку было тринадцать лет! – А. М.) По ней наша семья – мама, дедушка, бабушка, тетя и младший брат (отец служил в армии) – получала в специальном магазине продукты: мясо, рыбу, крупу, масло и даже красную икру.
Каким в эти годы видели Марка Мидлера со стороны?
Рассказывает заслуженный мастер спорта СССР Давид Тышлер, который дружил с моим братом и тренировался с ним более пятидесяти лет:
– Впервые я увидел Марка в начале февраля 1947 года на первенстве Москвы по юношам. Интересно было посмотреть на шестнадцатилетнего фехтовальщика, которого считают сильнейшим. Марк сидел на трибуне среди малочисленных зрителей совершенно неподвижно. Удивительно: на его лице поединок высвечивался, как в кинофильме. Мне показалось, что этот – я бы не называл его юношей, я бы сказал юный человек, – впитывает блеск рапир, крики бойцов, команды судей, шуршание фехтовальных шагов, втягивает в себя запах зала, всасывает атмосферу турнира. Передо мной был полководец, который чувствовал и понимал, анализировал и воссоздавал битву в тонкостях.
Вот так всё и произошло: выбор был сделан. Мы в жизни ищем свободу. Мы счастливы, обретя свободу. Этот выбор определил его свободу.
Как-то при мне Марк обронил: «Когда готовишься к бою, появляется смысл личной жизни».
Я бы не удивился, услышав такие слова от кшатрия из индийской касты прирожденных воинов.
Мое детское воспоминание. О том, как брат действовал в угрожающей ситуации.
10 марта 1953 года. Мне – четырнадцать лет, Марку – двадцать два. Мы живем рядом с Трубной площадью, на которой с утра, после объявления по радио о похоронах Сталина, сгущается толпа.
Марк молча одевается, я – за ним. Вливаемся в поток. Люди движутся к Колонному залу Дома Союзов. Там гроб с телом. В какой-то момент чувствую, что отсюда не выбраться. Нас несет по Неглинке. Удушающе тесно. Толпа сжимает все туже. Рядом со мной какая-то женщина падает, и толпа над ней смыкается. Слышен ее отчаянный крик. Марк загораживает меня от толпы. Нарастает паника. Нас прижимает к стене дома. Из полуподвала через закрытое окно смотрит лицо с расширенными от ужаса глазами.