И Марк действительно не умел читать. В этом мире. Многочисленные надписи на ящиках оставались для него набором иероглифов. Знакомыми остались только арабские цифры, которые, почему-то, писалась поперёк строки.
Однажды, когда ящики из очередного грузовика были сложены в аккуратную стопку, Марк устало расселся на голом бетоне и стал пристально приглядываться к столбикам иероглифов на сопроводительной бумаге. Она была приклеена к стенке ящика заполненного какими-то гремящими железяками. Закорючки, из которых состояла надпись, очень напоминали символы еврейского алфавита. Но складывались символы в странное сочетание столбиков и строк, сводя с ума любого, кто попытается в них разобраться.
– Так ты, всё-таки, умеешь читать? – спросил Шили. Этот парнишка больше всех проникся симпатией к Марку (наверное, потому, что больше всех над ним издевался). Марк покачал головой и добавил:
– Но всегда хотел.
– Понимаю, – добродушно протянул Шили и подошёл к ящику с сопроводительным листком. – Тут написано: «Во исполнение сказанного вождём. Изъятое оборудование инородное: 50 бытовых приборов; 311 пуль экспортного оружия; серый шар; 3 религиозных символа; 62 тысячи лезвий; конец списка».
– Что это значит?
– Да так, разное барахло, что отнимают у Спящих.
– И что с ним собираются делать?
– Всё собирают, описывают, а потом по складам распихивают и ждут приказ – уничтожить или в дело пустить.
– А ты долго учился читать?
– Да нет. У нас был хороший староста в деревне – всех грамоте обучил. И каждый год в Сан-порт ездил, чтобы книги новые купить. Хороший был мужик. Спящим оказался. Серые его… того… – Шили грустно опустил глаза. Марк сочувственно покивал.
– Да ладно, чего уже, – отмахнулся Шили. Но его глаза успели влажно блеснуть. – Ты мне лучше расскажи, как тебя дед Макар учил!
Марк нехотя улыбнулся и повторил небылицу о том, как его пороли, да без толку. Почему-то она очень сильно нравилась Шили. Может потому, что его тоже пороли, когда обучали чтению. Не исключено, что порол тот самый староста. Возможно, знания ему тоже вбивали через мягкое место, и тогда это казалось жестоким безумием. Но сейчас… Крепкой отцовской рукой, которой так не хватает всем детям.
Шили был не единственным другом Марка на складах. Одновременно с ними на смену заступал Саша – кареглазый коротышка с дистрофичным телосложением. В переноске грузов толку от него было немного, зато всей подготовкой заведовал исключительно он. А это было немало – сходить к коменданту на поклон, дабы получить ключ и разрешение на разгрузку, найти ответственного за склад (обычно проматывающего рабочее время в местном кабаке), подыскать хорошее место в ангаре и выставить там поддоны, сходить за причитающейся похлёбкой и вернуть назад посуду. Всё это требовало времени и сил (моральных), на которые Сашка оказался богат. К тому же он всегда поддерживал разговор и ненавязчиво руководил разгрузкой – что тоже полезно, ведь голова не сильно полезна, когда все мысли заняты одним – как бы не уронить чёртову громадину.
Сашка, ко всему прочему, был тут старожилом – одним из первых, кто попал на склады. И за это время (с прошлой жертвы я тут) успел поднатореть в выживании на новом месте. И навыки его оказались весьма ценными. Он знал, где можно урвать краюху-другую хлеба, у кого задаром попить чистой воды, умел разжиться самогоном и даже знал девок на всё согласных. Без этих знаний тяжело было бы волочить своё существование в необъявленном плену у серых.
Марку же было не до доступных увеселений. Отпахав положенную смену (четыре колокола) он возвращался к своему койко-месту и отключался. Разница во времени давала о себе знать – то приходилось ложиться спать в семь вечера в своём мире (к величайшему изумлению жены), то просыпать половину смены в этом. Благо репутация умственно-отсталого как щитом укрывала от возможных последствий.
Койко-место Марка находилась в бывшем хлеву (запах навоза насквозь пропитал стены). Тут парни со статусом РБОЗ (рабочий беженец освобождённых земель – читай как «раб») сколотили себе двухъярусные кровати из прелых досок. Ряды таких кроватей выстроили вокруг стен, оставив посередине тесный пятачок, на котором врыли в землю небольшой круглый столик. Над ним, прикрытая жестяным плафоном, висела лампочка – единственный источник света в помещении – не считая щелей с солнечной стороны.