Твэн задумал построить в Гартфорде дом, который не уступал бы элмайровскому дворцу Лэнгдонов, — Клеменсы были богаты. Пока дом строится, решено было жить в Англии.
Определенных литературных планов у Твэна не было.
Снова прекрасный прием в Англии, выступления с юмористическими речами на званых обедах. Твэн познакомился со всеми знаменитостями — с поэтом Броунингом, с Кэроллом, автором «Алисы в стране чудес», Спенсером, с виднейшими лордами и известными спиритами. Было шумно, весело. Твэн забавлял своих знакомых. Для серьезной работы не оставалось времени, не было соответствующей обстановки.
Перед отъездом из Лондона Твэн прочитал несколько лекций. Лондонцы знали, чего можно ожидать от амери. канских юмористов. Артемус Уорд позабавил не одну тысячу лондонцев своими «лекциями». По существу это были представления комедианта, выступавшего даже с аккомпаниатором. Лучший «номер» Уорда заключался в следующем. Он начинал рассказывать захватывающую романтическую историю, аккомпанемент становился все громче и, наконец, совершенно заглушал слова Уорда — видно было только, как шевелятся его губы. Потом музыка-неожиданно обрывалась, и слышны были заключительные слова рассказчика: «…и она упала в обморок на руки Реджинальда».
Твэн выступал, правда, без аккомпанемента, но он тоже стремился придать своей «лекции» характер комического представления. Вначале Твэн выходил на сцену в роли администратора, объявлявшего, что… лектор не явился. Потом оказывалось, что лектор уже здесь…
Лекции имели настолько большой успех, что Твэн отвез семью в Америку и снова вернулся в Лондон. В течение двух месяцев он ежедневно выступал в столице. В провинцию Твэн не поехал, ибо, как он объяснил в письме своему другу Твичелю, там нельзя было «найти достаточно больших помещений».
Слава росла, книга «Позолоченный век» произвела сенсацию. Твэн с удовольствием отметил, что за месяц было продано двадцать шесть тысяч экземпляров. Таких тиражей бостонские литературные аристократы не знали.
Все шло как нельзя лучше. Теперь Твэн мог осуществить свою мечту — отказаться от прибыльных, но ненавистных лекций. Он протелеграфировал своему антрепренеру: «Почему вы меня не поздравляете? После выступления в четверг я собираюсь навсегда расстаться с лекционной эстрадой».
Из Гартфорда Твэн писал друзьям, что он счастлив, счастье его «полное, одинаковое и бесконечное». Четыре года тому назад Твэн был ничем. С тех пор он прошел немалый путь. «Я был весьма грубым, малообещающим объектом, когда Ливи взялась за меня… И она достигла весьма неплохих результатов».
В 1873 году в Америке начался экономический кризис.
Сотни тысяч людей голодали. В газетах сообщалось о забастовках, избиениях, расстрелах. Но подобные события вызывали еще слабый отклик в литературных кругах Новой Англии.
Этот мирок литературы, искусства и гуманитарных наук самодовольно замкнулся в пределах маленьких красивых поселений Массачусетса и Коннектикута. Вера в американскую демократию, которая несет счастье большинству людей, вера в то, что «более радостные стороны жизни и есть более американские», как говорил Хоуэлс, испытала толчки, но еще не была поколеблена.
Тем, казалось, законнее было отгородиться от постороннего мира, который как-нибудь сам разрешит свои трагические проблемы.
Твэн уже вполне обосновался в Гартфорде. У Клеменсов часто бывали приемы. Время от времени приезжали в гости даже бостонские писатели Хоуэлс и Олдрич. Для них Твэн в некоторых отношениях оставался еще чуждым и не совсем понятным, как и многое в Америке семидесятых годов. Хоуэлс и Олдрич пользовались несравненно более высокой репутацией в писательских кругах, нежели Твэн, и были не менее плодовиты, чем он, но вот разбогател гартфордский юморист гораздо быстрее Хоуэлса и Олдрича. И Твэн откровенно убеждал своих дпузей, что нужно писать такие книги, распространением которых мог бы заняться делец типа Блиса. При помощи рекламы и целой армии агентов он задолго до выхода книги из печати соберет большую подписку, обеспечивающую богатство вместо обычных жалких литературных гонораров.
Хоуэлс и Олдрич обсудили предложение их счастливого коллеги. Богатство — да, ради денег стоило написать специальную книгу для Блиса!
«ТОМ СОЙЕР» И «ГЕК ФИНН»
Лето 1874 года Клеменсы снова провели на ферме сестры Оливии. Твэну построили для работы специальную, остекленную со всех сторон, беседку. Там было тихо, открывался превосходный вид на долину, и Твэн чувствовал себя хорошо вдалеке от людей. С утра, примерно до пяти часов дня, он работал в своей беседке, а вечером читал родным написанное.
Работая над очередной книгой, Твэн попутно сочинял рассказы, юмористические сценки. Такие вещи писались обычно в один присест — ведь никто не вздумает, рассказывая анекдот, отложить его продолжение на завтра. Так были созданы пародийные описания путешествий, например поездки на Ниагару, шутки с дикими преувеличениями в «западном» стиле. В рассказе «Журнализм в Тенесси» говорится о владельце и редакторе маленькой провинциальной газетки, который был занят не столько литературным трудом, сколько перестрелкой со своими оклеветанными читателями и конкурентами. Одному сотруднику отстреливают ухо, посетителя смертельно ранят. Рассказ этот — такая явная пародия, столь непринужденная выдумка, что заставляет читателя весело и заразительно смеяться. Твэн написал также много бытовых юмористических рассказов — о часах, испорченных часовщиком, о продавце громоотводов, о сборщике податей.
Большинство рассказов Твэна этого периода отличается беззаботным оптимизмом, грубоватой веселостью.
Свойственный им искрящийся юмор, оттеняющий человеческие слабости, глупость и неловкость, проникнут любовью к людям, верой в человека.
Истоки жизнеутверждающего начала твэновского юмора становятся понятными, если учесть особенности развития американского капитализма в относительно ранний период.
В своей работе «Заработная плата, цена и прибыль» Маркс писал: «В колониальных странах закон предложения и спроса благоприятствует рабочему. Отсюда сравнительно высокий уровень заработной платы в Соединенных Штатах. Капитал может здесь напрягать все свои усилия, но он не может воспрепятствовать тому, что рынок труда постоянно пустеет вследствие постоянного превращения наемных рабочих в независимых, ведущих самостоятельное хозяйство крестьян».
Колонизация окраин, подчеркивал Ленин, задерживает «развитие капитализма вглубь в старой, издавна заселенной, территории… Разрешение свойственных капитализму и порождаемых им противоречий временно отсрочивается вследствие того, что капитализм легко может развиваться вширь»[3].
Движение на Запад, мощная колонизация послужили созданию на огромных пространствах фермерской демократии, а также были источником самых широких иллюзий. Твэн впитал в себя демократические представления фермеров, смелых и безденежных искателей минералов, мелких предпринимателей. Он разделял с ними их иллюзии — о неизбежно грядущей сытой, богатой жизни, о безоблачном демократическом будущем Америки — страны равных возможностей для всех, страны, у которой свой путь, отличный от пути старой Европы.
Уже в 1862 году, в разгар гражданской войны, был принят закон о наделах, за который вели долгую борьбу американские мелкобуржуазные реформисты. Этот закон позволил предоставить безвозмездно часть государственных земель местным жителям и пришлым людям.
Длительный период относительной свободы, чувство безграничных просторов никем не занятых земель в сказочно богатой стране, борьба человека с природой создали своеобразные прямолинейные характеры. Примитивная честность и грубоватость нравов были характерны для жителей Запада.