С горькой иронией Твэн говорит не только об этом маленьком арканзасском городке. Голос Шерборна — голос Твэна — слышен далеко за пределами этого городка, за пределами долины Миссисипи. Твэн выступает в роли критика, сурового критика действительности.
По-видимому, тот источник, из которого писатель черпал силы, чтобы создавать идиллические картины американской жизни, — глубокая вера в будущее американской буржуазной демократии, несмотря на все ее недостатки, — теперь если не иссяк, то во всяком случае замутился.
В повести о Геке показаны также помещики с американского Юга. Они бутафорски красивы, эти «благородные аристократы» Гренджерфорды и Шепердсоны, «джентльмены с головы до ног». Но феодально-рабовладельческое прошлое американского Юга осуждено на вымирание, и в «Гекльберри Финне» процесс вымирания находит себе физическое выражение. Роды Гренджерфордов и Шепердсонов враждуют между собой, кровавая месть уносит представителей и того и другого рода. Мальчик Гренджерфорд так рассказывает о гибели своего четырнадцатилетнего кузена от руки старика Шепердсона:
«Кузен ехал верхом через лес, по ту сторону реки, и у него не было с собой никакого оружия, что было чертовски глупо; и вот в пустынном месте он слышит позади себя конский топот и видит, что старик Болди Шепердсон гонится за ним с ружьем в руках, и его седые волосы развеваются по ветру; и вместо того, чтобы соскочить с лошади и кинуться в кусты, Бад решил, что сможет обогнать старика; и вот они играли в пятнашки миль пять или больше, и старик все догонял его; в конце концов, Бад увидал, что это бесполезно, и тогда он остановился и повернулся лицом, чтобы пуля попала спереди, понимаешь, и старик подъехал и пристрелил его. Но он недолго радовался своей удаче, потому что наши прикончили его на той же неделе».
Рассказ звучит почти пародией. Но Гек — свидетель гибели всех Гренджерфордов, кроме одной дочери, которая выходит замуж за Шепердсона. Это кажется неправдоподобным, однако, взаимоуничтожение южных аристократов было такой же явью, как и тошнотворно-сентиментальные стихи, которые писали их благонравные дочки.
В «Геке Финне» Твэн поднялся на уровень реалиста — сатирика, дав художественную картину трудной, далеко не гармоничной, даже жалкой жизни вольных фермеров Долины демократии, вскрыв разложение и гибель рабовладельческого американского Юга.
Книга «Приключения Гекльберри Финна», конечно, повесть «е только для детей. Это произведение писателя, умудренного большим житейским опытом, произведение, отразившее серьезные перемены в Твэне, большие изменения в родной ему стране.
Ряд высказываний Твэна свидетельствует о том, что он высоко ценил задачу реалистического отображения действительности. «Ничто не может меня сделать более гордым, чем признание моей «подлинности», — говорил Твэн еще в первые годы своей литературной деятельности.
— Я стремился к этому так долго и добился этого наконец. Мне безразлично — буду ли я писать с юмором, или патетически, или красноречиво, или что-либо в этом роде, — моя конечная мечта и желание — быть «подлинным», считаться «подлинным».
К тому времени, когда Твэн закончил «Гека», ему уже было почти пятьдесят лет. Он успел изучить свою родину, ее людей. Недаром Твэн говорил, что американский писатель может начать писать по-настоящему лишь пос-м того, как ой «впитывал в себя действительность по меньшей мере четверть века».
Сатирическое или критическое направление, которое, по словам Чернышевского, в русскую художественную литературу прочно ввел Гоголь, в американской литературе началось с Твэна — писателя, который, по отзывам вульгарной американской критики, стремился только утешить человека, окрасить ему действительность. Твэн был учителем американских писателей конца XIX и начала XX века, подошедших к американской действительности с критериями критического реализма. Он проложил путь и для Крейна, и для Дрейзера, и для современных революционных писателей Америки.
Разоблачая, бичуя, сатирически отражая действительность Америки, Твэн исходил из идеалов демократического гуманизма. Даже в «Томе Сойере» есть элементы протеста против того, что душит жизнь, любовь к солнцу, лесу, реке, чистому воздуху, что здоровой, мощной природе противопоставляет скуку и ханжество воскресных школ и церкви. Марк Твэн издевается над чванливым мещанством, над ложью, лицемерием. Том и все его приятели завидовали Геку, ибо «…ему не надо было ходить ни в школу, ни в церковь, ему некого было слушаться, над ним не было господина. Он мог удить рыбу или купаться, когда и где ему было угодно, сидеть в воде, сколько ему заблагорассудится. Никто не запрещал ему драться. Он мог не ложиться спать хоть до самого позднего вечера. Весною он первый из всех мальчиков начинал ходить босиком, а осенью обувался последний… Словом, он обладал всеми радостями, которые делают жизнь прекрасной…»
Гек и в первой книге с большим трудом, чем Том, уживается в мире добродетели. Он жалуется, что «вдова… все время… молится, Том, молится, чтобы ей пусто было».
В книге, названной его именем, Гек Финн видит, что люди неладно живут в этих арканзасских городках в Долине демократии. Они бедны, дома их убоги. Они не имеют мужества противостоять полковникам Шерборнам. Гек не понимает причины этого, не умеет помочь делу, но ему не по себе. Его гнетет то, что люди малодушны, жестоки друг к другу, склонны к лицемерию и обману. Будучи свидетелем мошеннических проделок «герцога» и «короля», он говорит: «Я отроду не видел ничего противнее».
Гек полон глубокой любви к людям. Ему хочется, чтобы жизнь была иной, чтобы люди не причиняли друг другу столько зла. Когда разъяренная толпа хватает, наконец, мошенников «короля» и «герцога», вымазывает их дегтем и осыпает перьями, когда их несут верхом на шесте, Геку становится жаль даже «этих несчастных плутов. Мне показалось, что я уже никогда не смогу сердиться на них. Это было страшное зрелище».
После гибели Гренджерфордов Гек не морализирует. Он только говорит: «Я не стану рассказывать все, что произошло. Мне опять сделается худо. Лучше бы мне совсем не вылезать на берег в ту ночь, чем видеть такие ужасы, я никогда не отделаюсь от них. Очень часто я вижу их во сне».
Реакции Гека на обиды и несправедливости часто наивны и логика объяснений детская, но суть их всегда человечна, правильна. Этот здоровый в своих инстинктах, не обремененный тяготами цивилизации босоногий мальчуган естественно чуток, правдив и благороден. Он, разумеется, лжет, сколько требуется, и даже делает это с увлечением, когда вынуждают обстоятельства, — а в последних нет недостатка, — но совесть у него чиста. Он всем сердцем хотел бы быть хорошим, даже в том смысле этого слова, который придает ему вдова Дуглас, но это ему почти никогда не удается.
К моменту окончания «Гека» прошло два десятка лет со времени освобождения негров-рабов, но никто до Твэна не писал о неграх с такой задушевностью и в то же время так правдиво, без сентиментальности. Как относились на Юге к неграм, видно хотя бы из знаменитого по своей выразительности и краткости диалога между Геком и сердобольной женой Фелпса. Гек рассказывает, что на пароходе выбило взрывом головку цилиндра.
«— Боже милостивый, кто-нибудь пострадал?!
— Нет, мэм, убило негра.
— Ну, это счастье, потому что иногда при этом попадает людям».
Гек нежно любит своего товарища по путешествию — негра Джима.
С исключительной человечностью написана сцена, где Джим вспоминает свою семью, оставленную им при побеге. Рассказ Джима о том, как он наказал свою дочь, принадлежит к лучшим страницам мировой литературы.
«Мне так тяжко сейчас, — говорит Джим, — потому, что я слышал там на берегу, точно затрещину или оплеуху, и это мне напомнило, как я обидел мою маленькую Лизабет. Ей было всего-то четыре годочка, и она заболела скарлатиной, и ей было очень худо; но она поправилась, и вот раз она стоит около меня, и я ей говорю:
— Затвори дверь.
А она и не подумала; стоит себе и вроде как бы улыбается мне. Я разозлился и снова говорю, громко так говорю: