Несомненно, это твеновский идеал, достичь которого ему самому не всегда удавалось.
Среди всех писателей прошлых времен наибольшую любовь и почтение Марк Твен питал к реалистическим творениям Шекспира. В статье «Об игре» (1898) Твен пишет: «Комедия смягчает человеческое сердце; но мы все знаем, что бывает полное освежение того и другого — ума и сердца — в тех случаях, когда совершается подъем к великолепным интеллектуальным снежным вершинам Шекспира и ему подобных»[568].
Твен рассматривает комическое как элемент культуры чувств и ума, указывает при этом на интеллектуальную мощь Шекспира-комедиографа и способность гения к обобщениям, основанным на проникновении в суть явлений жизни. Без глубокого знания жизни не достигнешь «интеллектуальных снежных вершин» искусства.
«Опыт — величайшее достоинство писателя… то, что дает создаваемой им книге мускулы, живое дыхание и горячую кровь», — пишет Твен в полемической статье «Умер ли Шекспир?» (1909)[569].
Вместе с тем Марк Твен стремится придать своим мыслям такую словесную форму, которая была бы единственно возможной для данного случая.
«Могущественный посредник — правильно выбранное слово, оно освещает путь читателя и делает его ясным… Когда бы мы ни встретили одно из таких могучих выражений в книге или в газете, они действуют — физически и духовно — с быстротой электрического тока», — пишет Марк Твен в одной из своих литературно-критических статей 1906 года[570].
Суждения Марка Твена о стиле и языке писателей прошлого и настоящего дают возможность представить всю ту сумму требований, которую предъявлял к самому себе взыскательный художник слова.
В стиле позднего Марка Твена появляется большая, чем раньше, глубина, определенность и прямота суждений.
Твен острее, чем прежде, ощущает огромное противоречие между широкими возможностями для демократического развития своей страны и теми реакционными формами «проклятой цивилизации», которые установились в США.
С этого, собственно, и начинается политическая сатира Марка Твена. Если раньше у Твена преобладали формы социальной сатиры, то теперь отчетливо проступает гневное неприятие Твеном политической системы, которая довела Америку Линкольна до положения «Соединенных Линчующих Штатов».
Так, в «Письме ангела-хранителя» Марк Твен показал бесчеловечную, звериную маску одного из бизнесменов — «самой скаредной гадины на земле», — смыслом существования которого является выколачивание прибылей и «делание» денег; в «Человеке, совратившем Гедлиберг» изображена уже целая буржуазная группа, готовая ради денег на любую мерзость, причем эти люди продолжают оставаться политическими руководителями города. Еще дальше идет Твен-сатирик в памфлетах. Сорвав пелену с глаз «несведущих» сограждан, Твен заставляет их увидеть позор целой нации.
Теперь, когда юмор и сатира Твена обращены не к отдельным, частным явлениям жизни, а к ее основам, изменяется характер комического у Твена.
Раньше его юмор был адресован не только врагам, но и друзьям. И когда Твен обращался к последним, то в юморе были и мягкость и лиризм; такой юмор хотя и задевал за живое, но и доставлял радость, бодрил, придавал смелости. Этот юмор вызывал реакцию, о которой Твен мог говорить: «Я изливался смехом сорок дней и сорок ночей», «сотрясался в экстазе нежного смеха» («Первая встреча с Артимесом Уордом»); «такой смех был деньгами в кармане человека, потому что уничтожал начисто докторские рецепты» («Приключения Тома Сойера»).
Но уже в «Янки при дворе короля Артура» пролетают «молнии смеха», а в «Жанне д'Арк» Ла Гир смеется так, что голова рассказчика «раскололась от нечеловеческого смеха».
У позднего Марка Твена такое же представление о смехе, как, например, у замечательных русских сатириков. Н. В.Гоголь говорил о «могучей силе» смеха[571]. М. Е. Салтыков называл смех «оружием». «Это оружие очень сильное, — писал он, — ибо ничто так не обескураживает порока, как сознание, что он угадан и что по поводу его уже раздался смех»[572].
Марк Твен в «Таинственном незнакомце» говорит: «Единственное действительно эффективное оружие — смех…»[573] Осмеяние, в сочетании с негодованием и обличением, делает сатирический удар могучим, беспощадным. Вот почему Твен в своих памфлетах так часто пользуется высшей степенью иронии — сарказмом; то есть таким приемом, когда под словами, выражающими положительную оценку, скрывается прямо противоположный, насмешливый, порицающий смысл с оттенком гнева и негодования.