Собираясь на каникулы в Москву, она о многом мечтала. Но чтобы попасть на елку в Кремль, даже и думать не могла.
— А это тебе от нас подарок,— сказал ей как-то утром дядя Яша, протягивая красивое приглашение на елку.
Она даже своим глазам не поверила, взяв в руки билет с яркой картинкой: елкой, Дедом Морозом и веселыми румяными ребятами. Но что ее поразило особенно, это продолговатый голубой квадратик, отделенный от нарисованной картинки точками. На квадратике было написано: «Подарок».
— Там и подарки дают? — не удержалась она от вопроса.
— Дают,— улыбнулся дядя Яша.
— Ой! У меня будет подарок из Кремля! — восторгалась Катя, прижимая к себе билет.— Подарок с самой главной елки! А какой он?
— Не знаю,— ответил дядя Яша.— Вот будешь на елке... Принесешь его — тогда и увидим...
— А в нем есть конфеты? — не могла успокоиться Катя.
— Наверно, есть.
— Вот хорошо! Мы вечером чай будем пить с конфетами с кремлевской елки,— весело объявила она и снова взглянула на билет.
— Еще чего выдумала! — вмешалась, как всегда, тетя Тоня.— Домой подарок повезешь. Братика, маму угостишь. Кого-нибудь из подруг... А здесь и раскрывать его не будем.
Катя не возразила, а только улыбнулась.
«Вот радости-то дома будет! Я и бабушке Лизе что-нибудь дам... Ну, например, печенье. Она его любит. Пусть пьет чай с печеньем из Кремля... А будет ли в подарке печенье?» — думала она.
В Кремле Катя осмотрела все: и раздевалку, и лестницу, и большую картину «Куликовская битва», занимающую почти всю стену целиком. Долго ходила по Грановитой палате, разглядывая красивые, но малопонятные ей рисунки из библейской истории, а потом вместе с говорливой ребячьей толпой заторопилась в самый большой зал.
Увидев огромную елку, сплошь увешанную игрушками и гирляндами, она подумала: «Какая красота, а! Ведь если рассказать обо всем дома, не поверят!»
Началось представление. Оно заставило Катю забыть обо всем на свете — так это было красочно и интересно, а главное, необычно. Ничего подобного она еще никогда не видела! Глядя на Деда Мороза, она решила, что он и есть тот самый настоящий Дед Мороз, о котором слышала, когда была еще совсем маленькой.
«Он самый настоящий, самый главный,— почти шептала она про себя,— потому что он на самой главной елке, елке в Кремле! Все же остальные Деды Морозы — его помощники, а то и просто переодетые взрослые».
После представления в залах открылись окошечки расставленных повсюду сказочных избушек, и русские боярыни в нарядных кокошниках начали раздавать подарки.
«А вот сейчас я получу в Кремле подарок из рук этой красивой тети».
И она направилась к одной из них.
Однако желающих получить подарок оказалось много, и возле избушки образовалась целая очередь.
Через некоторое время ей удалось продвинуться к окошку, и вот, когда уже хотела протянуть боярыне свой билет-приглашение, ее кто-то сильно оттолкнул. Она обернулась и увидела вихрастого паренька со смешным торчащим чубом, который, казалось, не брала никакая гребенка. Глянув на него, Катя чуть не рассмеялась, но вспомнив о нанесенной ей обиде, тоже толкнула вихрастого плечом:
— Ты чего пихаешься?
— А ты что? — ответил тот.— Ишь какая! Я тебя так сейчас пихну, что отлетишь.
— Попробуй.
Он не стал пробовать, а молча отошел к плотной ребячьей толпе и еще энергичнее заработал локтями.
Свой подарок — пластмассовую коробку-ракету — она все же получила и снова отправилась в большой зал.
Зал, как прежде, переливался всеми цветами радуги.
На этот раз огромные люстры показались ей драгоценными елочками, привешенными к потолку. Ровной прямой линией они расходились от вершины главной елки. Волшебные огоньки от фонарей вели какую-то замысловатую игру на беломраморных стенах, а высокие колонны стояли все так же торжественно и спокойно, с достоинством наблюдая за праздничной ребячьей чехардой.
«Вот спутник висит на елке,— заметила она.— Вон ракета...»
«Ракета...» Это слово заставило ее вспомнить о подарке. Она вспомнила и... почувствовала, как у нее похолодела спина: «ракеты» в руках не было.
Перед глазами все пропало: и елка, и горящие люстры, и мраморные стены...
Она шла по большому залу, пытаясь восстановить в памяти, где останавливалась, где могла потерять подарок.
«Вот здесь у меня развязался шнурок... здесь я стояла...»—вспомнила она, оглядываясь по сторонам.
Но подарка нигде не было: как в воду канул.
«И как же это я так...» — сокрушалась Катя почти вслух, и слезы, большие и горькие, покатились из ее глаз.
Спускаясь по лестнице, Катя увидела на площадке того самого чубатого парнишку, который ловко тогда прокладывал себе дорогу к избушке с помощью локтей. Его вихрастый чуб, который, казалось, не брала никакая гребенка, все так же смешно торчал.
Увидев заплаканную Катю, парнишка подошел к ней.
— Ты чего ревешь? — спросил он.— Разве я тебя так больно толкнул?
— Нет.
— А что?
— Ничего,— ответила она и хотела пройти мимо, но вихрастый преградил дорогу:
— Ну, чего ревешь-то, скажи?
Сама не зная почему, она все рассказала. Наверно, хотелось ей очень поделиться с кем-нибудь в эту минуту. Ведь это часто бывает: когда горе, то хочется высказать, как бы выплеснуть его из себя. А у Кати было горе, и горе большое.
Выслушав ее не перебивая, парень нахмурился, дотронулся рукой до своего непокорного чуба, а затем серьезно произнес:
— Вот бери мой.— И он протянул ей свой подарок.
Она, еще не понимая, а скорее только чувствуя, что сейчас этот самый дорогой для нее на свете пластмассовый предмет снова окажется у нее в руках, потянулась к «ракете».
Через секунду желание взять подарок усилилось, а еще через две она вспомнила красивую тетю, из рук которой взяла кремлевский подарок, то чувство, с которым она к ней подходила, и этого парня там, у избушки, обидно и сильно оттолкнувшего ее.
— Нет,— сказала она,— не возьму я у тебя подарка. Не возьму!
И спрятала руки за спину.
ЕЛОВЫЕ ШИШКИ
Лагерь звенел.
С большой террасы, окна которой были так широко открыты, что казалось, даже не оставалось стен, неслись звуки молдавского танца. Со спортивной площадки, где в воздухе мелькал волейбольный мяч, доносились визгливые вопли сирены, а чуть дальше, за густым барьером кустарника, щелчок стартового пистолета срывал с места стайки ребят в разноцветных майках.
Чудилось, что шум, крики, веселая суета достигли самых верхушек стройных сосен и они, подчиняясь общему радостному настроению, невольно были вовлечены в эту захватывающую круговерть.
Был тот час, который в распорядке дня значился как «кружковая работа, занятия спортивных секций».
Костя с книгой в руках вбежал на крыльцо и увидел объявление: «Библиотека закрыта». Он хотел было уже повернуть назад, но вдруг услышал, как кто-то назвал его фамилию:
— Павлов, иди-ка сюда... Это его друг. Он нам, может, что-нибудь прояснит.
Костя вошел.
Раскаленные лучи июльского солнца щедро наполняли комнату. Они аккуратно ложились на зеленое сукно стола и играли тысячами огоньков в прозрачной воде графина.
Людей в библиотеке было немного: начальник лагеря, вожатый их отряда, библиотекарь Вера Васильевна и еще двое, которых он не знал. У стены, как приклеенный, сидел на стуле Валерка.
Костя сразу почувствовал что-то неладное, о чем свидетельствовала странная, натянутая тишина.
— Тебе Валера рассказывал о своем сочинении? — обратился к нему вожатый.