И, наконец, внутри требовалось четыре отделения. Именно четыре, не больше, не меньше: для карандаша, для ручки, для резинки и для перьев.
Петрик исследовал пенал за пеналом с необычайной тщательностью. Он перебрал их все. Выдвигал и задвигал крышки. Проводил ладошками по лакированным стенкам. Заглядывал внутрь. Нюхал. Щупал. И даже один лизнул: каков на вкус?
И все-таки он никак не мог решить, который самый лучший, достойный отправиться вместе с ним в школу.
— Ну? — потеряв терпение, спросила продавщица. — Выбрал наконец?
— Еще нет, — озабоченно сказал Петрик, — никак не найду подходящий.
— Вот, право, какой! — недовольно сказала продавщица. — Ищешь, ищешь, а не видишь — на самом верху лежит такой замечательный! — И она протянула Петрику пенал, который на первый взгляд ничем особенным не отличался.
Но когда Петрик взял его в руки и начал хорошенько рассматривать, пенал оказался действительно выдающимся.
Он был такой гладенький и такой желтенький! Крышка выдвигалась, как полагается: не туго и не слишком легко. Внутри нежно пахло елочками. А с левой стороны на стенке темнел коричневый отполированный сучок, вроде родимого пятнышка.
Петрик немедленно купил этот пенал. Затем карандаш, ручка, шершавая резинка для чернил и пяток перьев «пионер» туго заполнили четыре отделения пенала.
Домой он вернулся настоящим первоклассником. Теперь в этом уж не могло быть никаких сомнений.
До обеда он с величайшим старанием приводил в порядок свое новое школьное хозяйство. Он протер пенал изнутри и снаружи маминым носовым платочком (он был совсем крохотный и очень подходящий для такого дела), потом хорошенько вытер пыль с карандаша, ручки, шершавой резинки и со всех пяти перьев «пионер» и все это удобно разложил по отделениям.
А к обеду из города возвратилась мама.
Она влетела в дом немного усталая, но сияющая и вся в покупках.
— Ну, Петрик, — крикнула она, — что я тебе привезла!.. Ты обрадуешься! Разве не прелесть?
И она с гордым видом выложила на стол весь пестренький, с белой хаткой и подсолнечниками пенал, карандаш, ручку, резинку и десяток перьев «пионер».
— Ой, — немного испуганно воскликнул Петрик, — а ведь это второй.
Но тут же деликатно прибавил, чтобы не огорчать маму:
— Ничего, ничего… как-нибудь управлюсь с двумя!
Вечером, когда папа вернулся с завода, мама и Петрик первым делом сообщили ему новость.
— Уже, — сказала мама, — была в школе!
— Да, — гордо сказал Петрик, — уже первоклассник. Ловко?
— Ловко! — сказал папа. — Жаль, я не купил сладенького по такому случаю.
— Все есть! — воскликнула мама.
— Все! — крикнул Петрик. — Пастила, печенье и… угадай даже, что?.. Заливные орехи! Ловко?
— Ловко! — сказал папа и подошел к письменному столу. — Получай! — добавил он и торжественно вытащил из ящика какой-то продолговатый сверточек. — В Москве купил… когда ездил в командировку.
— Да? — вне себя от восторга взвизгнул Петрик. — Прямо в Москве? На какой улице?
Нетерпеливо он распутал бечевку, развернул бумагу и… Да, это был пенал! Превосходный коричневый пенал, карандаш, резинка, ручка и целая коробочка перьев «пионер».
— Ловко? — сказал папа.
— Ловко… — упавшим голосом пролепетал Петрик. — Большое спасибо. — И жалобно прибавил: — Уже третий…
Петрик был мальчик аккуратный и во всем любил ясность.
Несколько дней его мучило, как быть с тремя пеналами.
Нельзя же в школу все три сразу? А если один — то какой?
Мамин, конечно, самый хорошенький. Если зажмурить левый глаз, а правый прищурить, хатка на крышке получается совсем как настоящая.
Зато папин из Москвы. И, кроме того, такой солидный… Настоящий мужской пенал.
А тот, который он сам себе купил, разве плох? И как чудесно пахнет елочками!
Петрик по очереди вынимал каждый пенал в отдельности и все вместе, рассматривал, оценивал и снова клал на место. Нет, он не в силах был решить! Ну просто никак не мог…
Даже новый портфельчик с отличным блестящим замком не доставил ему настоящего удовольствия. Да уж какое тут удовольствие, когда каждый день приходится то класть, то вынимать из него какой-нибудь пенал!
Уложишь мамин, а думаешь: может, папин лучше? Положишь папин — а не лучше ли желтенький? Уложишь желтенький — и сразу вспомнишь о мамином.
И опять все сначала.
Папа у Петрика был очень умный, удивительно умный. Мало того, что он был главным инженером на заводе, мало того, что он каждый день испытывал машины, мало того, что у него в заводском кабинете стояло целых три телефона, — еще можно было у себя дома просто снять телефонную трубку и сказать: «Дайте главного инженера!» Или даже так: «Соедините с товарищем Николаевым!» И соединяют сразу и безо всяких! И это было тем более удивительно, что они не так уж давно приехали из Москвы. Когда Петрику было только семь лет.