— Значит, завтра? — сказал он многозначительным голосом.
— Нехай завтра, — мрачно произнес Опанас, глядя куда-то в сторону.
Петрик удивился до крайности. Как, неужели ему уже расхотелось в школу?
— Ты… — начал было Петрик, но Опанас его перебил:
— Сначала съел порцию шоколадного… потом порцию сливочного… потом еще полпорции ванильного…
— Ага! — понимающе воскликнул Петрик. — Болит живот, и теперь не хочешь касторки.
Но Опанас только рукой махнул. Какая там касторка! Если бы касторка…
— Мать дала два рубля… купи, говорит, чего нужно для школы, а чего останется, можешь на мороженое… А я сначала захотел мороженого. Теперь у меня ручка есть, резинка есть, карандаш есть, а пенала… а пенала не-е-ет.
Опанас громко заревел.
Петрик был потрясен до глубины души.
— У тебя нет пенала? — воскликнул он, не веря собственным ушам. — Ни одного пенала? Ни одного?
— Ни одного! — прорыдал Опанас.
— Обожди здесь! — коротко приказал Петрик. — Прямо на этом самом месте…
Сбегать домой было делом одной секунды. И когда Петрик вернулся с коричневым папиным пеналом в руках, Опанас еще не успел осушить слезы.
— Теперь у меня всего два! — сказал он, отдавая Опанасу пенал.
В благодарность Петрик получил целую горсть колесиков от старых часов и счастливый побежал домой. Это была изумительная удача.
Мама встретила его с веселым лицом.
— Ну, Петрик, — сказала она, — насчет пеналов можешь не волноваться… Все устроено: кожаный взял себе папа — ему будет удобно на работу для карандашей, — пестренький с хаткой я тоже… Петрик, что с тобой?
Лицо у Петрика бледнело и вытягивалось.
— Теперь ни одного! — воскликнул он, всплеснул руками и выскочил на улицу.
— Вы еще не продали мой пенал? — вбегая в книжный киоск, дрожащим голосом обратился Петрик к продавщице.
— Нет, а что? — удивилась продавщица.
— Вот деньги… Дайте мне его поскорее!
Петрик схватил пенал и осмотрел со всех сторон. Да, да! Это он! Вот сучок, похожий на родинку. И крышка выдвигается, как надо… И пахнет… Петрик сунул нос внутрь и с наслаждением вдохнул смолистый аромат елового леса…
Глава четвертая. Синяк
Первого сентября Петрик и Опанас первый раз пошли в школу. И хотя они с вечера договорились итти вместе, Опанас умчался с братьями, совершенно забыв о существовании Петрика.
А Петрик, начиная с полседьмого, занялся укладыванием школьного имущества. Он впихнул в портфелик все свои учебники, десятка три тетрадей, целый набор карандашей, резинок и ручек. И, наверное, сотню перьев «пионер».
Напрасно мама и папа убеждали его, что больше одного карандаша и одной ручки ему не понадобится. И хватит пяти тетрадок. И в первый день можно не брать всех учебников. И уж совершенно достаточно положить в пенал три запасных перышка.
Петрик ничего не хотел слушать и упрямо мотал головой. Нет, он возьмет все! Решительно все! А вдруг у него сломается карандаш? А вдруг у кого-нибудь потеряется ручка или будет скрипеть старое перо?
И он пихал, пихал, пихал в свой маленький портфель, пока этот портфельчик не раздуло до неузнаваемости.
— Сейчас лопнет! — сказала мама жалобным голосом. — Или по дороге… обязательно!
Они шли в школу очень взволнованные. И, может, потому, что было такое необычайное солнечное утро и что в школу шло так много ребят и все с такими особенными лицами, полными радостного ожидания, может, потому сердце у Петрика сладко замирало… Крепко сжимая мамины пальцы, он время от времени глубоко вздыхал.
Что ждет его в школе?
И мама тоже очень волновалась. Ведь это так приятно, когда сыну восемь лет и он первый раз идет в школу!
Возле школьного забора они остановились.
— Сам войдешь? Или вместе? — спросила мама.
— Погоди, — сказал Петрик, — сначала только посмотрю. — И он приложился глазом к щелке в заборе.
Как интересно было на школьном дворе! И сколько ребят! И как им весело! И разве страшно?
И, может быть, впервые Петрик почувствовал, что сумеет обойтись без мамы и совершенно самостоятельно, без страха вступить в этот новый заманчивый мир.
— Пойду! — сказал он, отпуская мамину руку.
— Иди, — сказала мама.
Он шел по двору не совсем уверенно, оглядываясь по сторонам и не очень-то хорошо понимая, что полагается ему делать.
— Сюда, сюда, Петрик, сюда! Мы здесь стоим! — услышал он чей-то голос.
Голос этот доносился совсем издалека, от крыльца, где тесной кучкой столпились маленькие ученики, но Петрик все же сразу подумал, что голос этот скорее всего принадлежит Опанасу. Потому что кто другой сумел бы так громогласно крикнуть через весь школьный двор?