Тогда царь Аларка, с остатками войска, измотанный войском противника, обнаружил, что и казна его истощилась из-за войны и блокады его города. Видя, что богатство его уменьшается каждый день, стесненный, впал он в глубокое отчаяние и помутнение рассудка. Претерпев такую острую боль, он вспомнил про кольцо, о котором говорила его мать Мадаласа.
Совершив омовение и очищение, и почтив брахманов, он увидал в кольце надпись из четких знаков. Царь прочитал то, что написала ему его мать, и у него от радости зашевелились волоски на теле и расширились глаза: "Привязанности стоит избегать каждой душе. Если невозможно избежать привязанности, то пусть это будет привязанность к праведности. Привязанность к праведности лучшее средство от бед. Желания должна избегать каждая душа. Если невозможно избежать желания, то пусть это будет желание окончательного освобождения. Такое желание лучшее средство от бед".
Затем царь размышляя, несколько раз восклицал: "Как могут люди достичь блаженства?" и решил, что это возможно через стремление к окончательному освобождению, и что освобождение возможно через привязанность к праведности. Так рассуждая и страдая от горестей, отправился царь к прославленному Даттатрее.
Представ перед этим великодушным и безупречным, и лишенным привязанностей мудрецом, он пал ниц и почтительно обратился: "О брахман! Окажи мне милость! Ты ― прибежище ищущих прибежища! Избавь от бедствий меня, скорбящего и привязанного к желаниям".
Даттатрея сказал:
Я могу в один миг избавить тебя от бедствий. Скажи мне, о царь, какое горе одолевает тебя?
Джада сказал:
Таким образом вопрошённый этим мудрым риши, царь стал обдумывать о какой из трех болей поведать. После долгого размышления, царь, исполненный мудрости, улыбаясь, сказал:
Царь сказал:
Я не земля, и не море, и не звезды, и не ветер, и не воздух. Но я хочу испытать счастье, находясь в этом теле. Это тело, состоящее из пяти элементов, в меру испытает и страдания и удовольствия. Каких благ я не обрету в этом теле, и какие блага мне будут дарованы в других телах, исполненных добродетелью? И как страдания и удовольствия ведут верх или тянут вниз?
Когда человек само-отрекается он воспринимает себя отличным от других и видит себя в новом свете. Когда он видит истинного себя, состоящего из тонких танматр, может ли испытывать удовольствия или страдания окутавшее его тело, сотканное из пяти элементов.
Боль пребывает в уме-манасе, и удовольствие также принадлежит уму, поэтому ни боль, ни удовольствие не относятся к моему истинному "Я". Ибо ум-манас не принадлежит к моему истинному "Я". Ни самосознание-аханкара, ни ум-манас, ни интелект-буддхи не принадлежат к моему истинному "Я", как же боль, зарожденная в них, может влиять на мое "Я"? Так как "Я" не тело и не ум, то значит, "Я" отделено от ума и тела. Поэтому удовольствие и боль пусть обитают в теле и уме, не затрагивая мое истинное "Я".
Мой старший брат, желающий обладать царством, обладает, как и я, таким же телом, состоящим из пяти элементов. И его истинное "Я" также отделено от тела. Тот, у кого не хватает рук или других конечностей, плоти, костей или головы, что он может поделать со слонами, лошадьми, колесницами и прочими богатствами?
Мое истинное "Я" не имеет врагов, не испытывает боли, не имеет никаких удовольствий. У него нет городов, казны, нет армии, состоящей из слонов и лошадей. Мое истинное "Я" не имеет каких-либо вещей.
Как воздух проникает во все мироздание, и в горшок для воды, и в кувшин и в другие сосуды, и всюду он один, хотя заполняет разные формы, так и я, и царь Каши, и Суваху отличаемся только телесными обликами.
Глава 35
Разговор между отцом и сыном
Джада сказал:
Тогда царь упал ниц перед великодушным брахманом Даттатреей, и продолжил свою речь, склоненный перед ним:
Царь сказал:
Когда я взираю на вещи правильным взглядом ума, я вижу, что нет у меня никаких горестей, тот же, кто взирает на вещи неправильным взглядом, тонет в океане страданий. Когда человеческий ум привязывается к какой-либо вещи, он извлекает из нее горести и передает их человеку. Ведь человек испытывает из-за привязанностей разную горесть, ведь есть же разница, съест ли кошка воробья или мышь, или кошка съест домашнюю птицу. Я же не чувствую ни горестей, ни удовольствий, так как я вышел за пределы материального мира, я стал выше Пракрити. Тот, чье материальное тело зависимо от Пракрити, действительно, чувствителен как к удовольствиям, так и к горестям.